Читаем Золотой скарабей полностью

Добравшись до подножия Альп, в стоптанных донельзя башмаках, залюбовался горами. Они были так прекрасны и так пронзительно голубело над белыми снежными вершинами, что к Андрэ опять вернулось праздничное настроение, которое охватило его с самого начала заграничного путешествия.

Встреча – перед расставанием

Андрей добрался до Комо – и что же? Строгановский обоз был все еще там: ждали возвращения из Петербурга Григория – его вызвали из-за смертельной болезни отца. Мишеля нигде не было видно. Может, он что-то задумал?

Гувернер резок, он хочет всегда быть правым. У него есть теория: собрать несколько умных, предприимчивых людей, во Франции скинуть с пьедестала Людовика XVI, всех сделать равными, а потом то же самое в России.

– Россия – не Франция, да и не Австро-Венгерская монархия! – горячился Павел. – У нас за все должны отвечать и править лично ответственные, энергичные люди, владельцы земли! Их верностью прошлому, заветам предков будет расти наша земля… В нас живет память о деяниях предков… Строгановы послали казаков во главе с Ермаком против хана Кучума.

– Это насилие! – возмущался Жильбер. Павел не сдавался:

– Так должно быть! У нашей истории свои законы, даже Бог не может их менять, хотя ученые и пытаются все переворошить… Возьмите климат – на Урале теперь земля еще не оттаяла, а тут… все цветет. Или местоположение. Здесь же Швейцария – перекрестье всех дорог с давних, римских времен, Запад – Восток, Север – Юг.

Ночью у Андрея в памяти всплывали не горы, а флорентийский собор, построенный Брунеллески. Этот архитектор выиграл соревнование на право строительства после того, как долго держал свой замысел в тайне и лишь пошучивал: «Попробуйте поставить яйцо, да, да, яйцо! – вот это и есть мой замысел. А чертежей я никому не покажу». Рассказывали, что Брунеллески взял яйцо, постучал тупым его концом по столу и сказал: «Вот и вся идея!» И собор Санта-Фьоре приобрел именно такую форму. Знаменитый собор одушевил давнее стремление жителей Флоренции превзойти Рим и добиться независимости. Все это рассказывал друзьям Андрей, показал рисунок – главный купол, боковые стены, баптистерий. Рассказал о натуральности росписей Мазаччо – священные сюжеты ничуть не похожи на русские иконы. На иконах Пермской земли линии гибкие, музыкальные, краски тонкие – старый граф называл их «иконами строгановского письма».

У Донателло, напротив, в изображениях необычайная живость. Перед скульптурой Марии Магдалины, изможденной, раскаявшейся женщины, так и хотелось встать на колени. А в «Давиде» Донателло, в его легкой, самоуверенной фигуре чувствовалось достоинство.

– Вот чего нет у русских! Достоинства! – заметил Ромм.

– Отчего же? – возразил Андрей. А про себя подумал: с графом у них хорошие отношения, они даже спорят, а провожая в Европу, велел Андрею заниматься и деньгами, мол, молодые господа растратятся на пустяки.

Ромм твердил еще про доверчивость и неблагодарность русских. (Знать бы им про царствование Александра II, самого либерального из царей, как устроили на него восемь покушений, забыв о благих его делах! А что говорить о следующем, XX веке. И далее, как народ позволил себя оболванить!)

К вечеру опять зашла речь о Париже. «Там такие дела!» – восклицал Ромм. И Павел ему вторил.

В Париже Павлуша учился у художницы Марии Луизы Элизабет Виже-Лебрен, настоящей аристократки. Очаровательная женщина привлекла, конечно, и Григория. Андрей тоже бывал в этом доме, но думал больше о палаццо, который он мечтал построить для своего покровителя. Придет время, и он сумеет построить в Петербурге настоящее итальянское палаццо для графа Строганова. Муж Марии, сторонник якобинцев Пьер Лебрен, говорил о беспорядках на улицах, о том, что в лавках нет хлеба, город бурлит, всюду толпы, но слишком мал напор.

– Вы, конечно, чужестранец, и вам это неинтересно, а зря! Некоторые русские на нашей стороне. Старый порядок почил, и третье сословие не желает мириться со своим положением – вот увидите, оно покажет себя! Аббат Эмманюэль Сиейес написал книгу, у всех на устах его слова: «Что такое третье сословие? Все. – Чем оно было до сих пор? Ничем. – Чем оно желает быть теперь? Чем-нибудь»… Людовик XVI – ничтожная личность, но он обещает созвать Генеральные штаты, представителей всех сословий. Посмотрим, выполнит ли он обещание! Мы будем требовать свободы, равенства и братства!

Моя жена пишет портреты королевы Марии-Антуанетты, ее детей. К сожалению, она ярая роялистка и ничего не понимает в политике. Молодой человек, вы новичок в нашем городе – это великое чудо, что вы явились сюда, можно сказать, в исторический момент. Скоро придем к власти мы, третье сословие!

Перед закрытой дверью

История – дама требовательная и капризная, а в жанре исторического романа – тем более. Автор не имеет права надолго переноситься в дальние географические широты и оставлять без внимания главных героев, а потому – вернемся снова в Петербург.

Строгановский обоз мы оставили на перекрестке трех дорог – в Италию, Швейцарию, Францию.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Живая вещь
Живая вещь

«Живая вещь» — это второй роман «Квартета Фредерики», считающегося, пожалуй, главным произведением кавалерственной дамы ордена Британской империи Антонии Сьюзен Байетт. Тетралогия писалась в течение четверти века, и сюжет ее также имеет четвертьвековой охват, причем первые два романа вышли еще до удостоенного Букеровской премии международного бестселлера «Обладать», а третий и четвертый — после. Итак, Фредерика Поттер начинает учиться в Кембридже, неистово жадная до знаний, до самостоятельной, взрослой жизни, до любви, — ровно в тот момент истории, когда традиционно изолированная Британия получает массированную прививку европейской культуры и начинает необратимо меняться. Пока ее старшая сестра Стефани жертвует учебой и научной карьерой ради семьи, а младший брат Маркус оправляется от нервного срыва, Фредерика, в противовес Моне и Малларме, настаивавшим на «счастье постепенного угадывания предмета», предпочитает называть вещи своими именами. И ни Фредерика, ни Стефани, ни Маркус не догадываются, какая в будущем их всех ждет трагедия…Впервые на русском!

Антония Сьюзен Байетт

Историческая проза / Историческая литература / Документальное