Добравшись до подножия Альп, в стоптанных донельзя башмаках, залюбовался горами. Они были так прекрасны и так пронзительно голубело над белыми снежными вершинами, что к Андрэ опять вернулось праздничное настроение, которое охватило его с самого начала заграничного путешествия.
Встреча – перед расставанием
Андрей добрался до Комо – и что же? Строгановский обоз был все еще там: ждали возвращения из Петербурга Григория – его вызвали из-за смертельной болезни отца. Мишеля нигде не было видно. Может, он что-то задумал?
Гувернер резок, он хочет всегда быть правым. У него есть теория: собрать несколько умных, предприимчивых людей, во Франции скинуть с пьедестала Людовика XVI, всех сделать равными, а потом то же самое в России.
– Россия – не Франция, да и не Австро-Венгерская монархия! – горячился Павел. – У нас за все должны отвечать и править лично ответственные, энергичные люди, владельцы земли! Их верностью прошлому, заветам предков будет расти наша земля… В нас живет память о деяниях предков… Строгановы послали казаков во главе с Ермаком против хана Кучума.
– Это насилие! – возмущался Жильбер. Павел не сдавался:
– Так должно быть! У нашей истории свои законы, даже Бог не может их менять, хотя ученые и пытаются все переворошить… Возьмите климат – на Урале теперь земля еще не оттаяла, а тут… все цветет. Или местоположение. Здесь же Швейцария – перекрестье всех дорог с давних, римских времен, Запад – Восток, Север – Юг.
Ночью у Андрея в памяти всплывали не горы, а флорентийский собор, построенный Брунеллески. Этот архитектор выиграл соревнование на право строительства после того, как долго держал свой замысел в тайне и лишь пошучивал: «Попробуйте поставить яйцо, да, да, яйцо! – вот это и есть мой замысел. А чертежей я никому не покажу». Рассказывали, что Брунеллески взял яйцо, постучал тупым его концом по столу и сказал: «Вот и вся идея!» И собор Санта-Фьоре приобрел именно такую форму. Знаменитый собор одушевил давнее стремление жителей Флоренции превзойти Рим и добиться независимости. Все это рассказывал друзьям Андрей, показал рисунок – главный купол, боковые стены, баптистерий. Рассказал о натуральности росписей Мазаччо – священные сюжеты ничуть не похожи на русские иконы. На иконах Пермской земли линии гибкие, музыкальные, краски тонкие – старый граф называл их «иконами строгановского письма».
У Донателло, напротив, в изображениях необычайная живость. Перед скульптурой Марии Магдалины, изможденной, раскаявшейся женщины, так и хотелось встать на колени. А в «Давиде» Донателло, в его легкой, самоуверенной фигуре чувствовалось достоинство.
– Вот чего нет у русских! Достоинства! – заметил Ромм.
– Отчего же? – возразил Андрей. А про себя подумал: с графом у них хорошие отношения, они даже спорят, а провожая в Европу, велел Андрею заниматься и деньгами, мол, молодые господа растратятся на пустяки.
Ромм твердил еще про доверчивость и неблагодарность русских. (Знать бы им про царствование Александра II, самого либерального из царей, как устроили на него восемь покушений, забыв о благих его делах! А что говорить о следующем, XX веке. И далее, как народ позволил себя оболванить!)
К вечеру опять зашла речь о Париже. «Там такие дела!» – восклицал Ромм. И Павел ему вторил.
В Париже Павлуша учился у художницы Марии Луизы Элизабет Виже-Лебрен, настоящей аристократки. Очаровательная женщина привлекла, конечно, и Григория. Андрей тоже бывал в этом доме, но думал больше о палаццо, который он мечтал построить для своего покровителя. Придет время, и он сумеет построить в Петербурге настоящее итальянское палаццо для графа Строганова. Муж Марии, сторонник якобинцев Пьер Лебрен, говорил о беспорядках на улицах, о том, что в лавках нет хлеба, город бурлит, всюду толпы, но слишком мал напор.
– Вы, конечно, чужестранец, и вам это неинтересно, а зря! Некоторые русские на нашей стороне. Старый порядок почил, и третье сословие не желает мириться со своим положением – вот увидите, оно покажет себя! Аббат Эмманюэль Сиейес написал книгу, у всех на устах его слова: «Что такое третье сословие? Все. – Чем оно было до сих пор? Ничем. – Чем оно желает быть теперь? Чем-нибудь»… Людовик XVI – ничтожная личность, но он обещает созвать Генеральные штаты, представителей всех сословий. Посмотрим, выполнит ли он обещание! Мы будем требовать свободы, равенства и братства!
Моя жена пишет портреты королевы Марии-Антуанетты, ее детей. К сожалению, она ярая роялистка и ничего не понимает в политике. Молодой человек, вы новичок в нашем городе – это великое чудо, что вы явились сюда, можно сказать, в исторический момент. Скоро придем к власти мы, третье сословие!
Перед закрытой дверью
История – дама требовательная и капризная, а в жанре исторического романа – тем более. Автор не имеет права надолго переноситься в дальние географические широты и оставлять без внимания главных героев, а потому – вернемся снова в Петербург.
Строгановский обоз мы оставили на перекрестке трех дорог – в Италию, Швейцарию, Францию.