Золотой теленок

Исходный тезис повторен и усилен. Соавторы подчеркнули: «Совершенно непонятно, как это мы пишем вдвоем».

Если же отвлечься от конкретики – перечисленных в «юмористической автобиографии» препятствий, – вполне очевидно, что речь идет об иных трудностях. Возникших, когда Ильф и Петров приступили к продолжению «Двенадцати стульев». Это было не ранее 1928 года и не позже следующего. Веха – упомянутое танго «Черные глаза».

Ну а другая веха, обозначившая, соответственно, окончание периода трудностей, указана в романе «Золотой теленок». Это завершение строительства Туркестано-Сибирской магистрали в конце апреля 1930 года.

Соавторы присутствовали на торжествах по случаю завершения Турксиба – одной из наиболее знаменитых строек первой пятилетки. О путешествии по магистрали опубликован цикл очерков в июньском номере журнала «30 дней» за 1930 год. Кстати, для иллюстраций были использованные сделанные Ильфом фотографии[129].

Очерки частично вошли в роман «Золотой теленок». К нему Ильф и Петров уже приступили в 1930 году.

Подчеркнем, что в цитировавшейся выше «юмористической автобиографии» соавторы имитировали ответ на давно уже подразумевавшийся читательский вопрос. Читателей интересовало, почему столь велик срок между публикациями романов. Три года все-таки. Соответственно, Ильф и Петров объяснили: всему виной – трудности, обусловленные исключительно природой соавторства. Других вроде бы и не было.

Подобного рода объяснений нет в предисловии к «Золотому теленку». Там соавторы формировали свой «биографический миф», ссылаясь на гонкуровский.

Но в предисловии к «Золотому теленку» решалась и другая задача. Она была по-прежнему актуальной.

Можно сказать, что предисловие к «Золотому теленку» – образец изощреннейшей политической риторики. И адресовано оно прежде всего коллегам-литераторам, наизусть знавшим газетно-журнальный контекст эпохи.

Тактика и стратегия

Прагматику романного предисловия Ильф и Петров обозначили первой же фразой. Когда упомянули о читательском любопытстве в связи с природой соавторства: «Обычно по поводу нашего обобществленного хозяйства к нам обращаются с вопросами…»

Ключевые слова – «обобществленное хозяйство». Современникам этот оборот был уже привычен. На исходе 1920-х годов он часто употреблялся в официальных документах.

«Обобществленное» в подобных случаях – окказиональный синоним определения «социалистическое». Потому и создание колхозов официально именовалось «обобществлением крестьянских хозяйств».

Сталин, как известно, настаивал на полной ликвидации частного предпринимательства. В цитировавшемся выше отчете генсек требовал обеспечить «победу обобществленного сектора промышленности над сектором частнохозяйственным».

Ильф и Петров выстраивали синонимический ряд. Если «хозяйство» принадлежит коллективу, значит, оно уже обобществленное, стало быть, социалистическое. Тогда и продукция безупречна в аспекте идеологии.

Доля шутки в каламбуре невелика. Соавторы напоминали – в первую очередь критикам – политические итоги дискуссии о сатире. И, разумеется, оценки, данные «Литературной газетой» роману «Двенадцать стульев».

Напомнив о политическом контексте, соавторы перешли к инвективам. Поиздевались над критиками:

«И вдруг единообразие вопросов было нарушено.

– Скажите, – спросил нас некий строгий гражданин, из числа тех, что признали советскую власть несколько позже Англии и чуть раньше Греции, – скажите, почему вы пишете смешное? Что за смешки в реконструктивный период? Вы что, с ума сошли?».

Намек был понятен современникам. Подразумевалась дискуссия о допустимости сатиры.

Конечно, далеко не каждый тогда помнил, что Англия признала СССР 1 февраля 1924 года, а Греция – 8 марта. Но читатели-современники вряд ли успели забыть, как эти события интерпретировала пропаганда. Решение британского правительства было осмыслено в качестве триумфа советской дипломатии. На то имелись основания: едва ли не самая мощная европейская держава, победившая в мировой войне, согласилась считать законным большевистский режим.

Вскоре СССР признали Италия, Норвегия, Австрия. Ну а греческое правительство лишь запоздало согласилось с мнением других, куда более авторитетных. Проявление конформизма.

Аналогично оценивались и высказывания «строгого гражданина». Как проявления конформизма, переходящие чуть ли не в истерику. Весьма комичные попытки казаться верноподданным, свойственные конформистам в любую эпоху.

Это относилось прежде всего к Блюму. Ему, в отличие от Ильфа и Петрова, уже перевалило за пятьдесят, так что начало карьеры литератора пришлось на годы отнюдь не революционные.

Примечательна изначальная формулировка вопроса «строгого гражданина» – «почему вы пишете смешное?». Она в последующих публикациях несколько изменилась. Казалось бы, незначительно – «почему вы пишете смешно?».

На самом деле правка здесь не только стилистическая. Изменился смысл вопроса.