Золотой век. Книга 2. Империя

– Правда? Ты как-то неясно выражался, был весь в мечтаниях и просил меня сочинить стихи. После этого я ввел в пьесу сцену с томящимся от любви юношей и должен благодарить за это тебя.

Перикл ничего не ответил, хотя слегка приоткрыл рот. Аспазия посмотрела на его глуповатое лицо и рассмеялась:

– Он доволен, куриос, я точно говорю. Надеюсь весной увидеть вашу пьесу.

Эсхил перевел взгляд на нее, сдвинув брови к переносице:

– Правда?

– Мне нравятся все они, куриос. Я уже говорила Периклу, что видела ваши «Семеро против Фив». – Она радостно вздохнула, вспоминая. – Это было восхитительно! Я плакала, когда в конце сыновья поубивали один другого. Как подумаю об этом…

На глазах Аспазии выступили слезы. Эсхил оставил свою ворчливость и грубоватые манеры, увидев человека, который искренне восхищался его произведениями. Он лучисто улыбнулся Аспазии:

– Ты должна называть меня Эсхилом, милая девушка, больше никаких помпезных «куриосов». Я вижу в тебе красоту и острый ум. Зачем ты тратишь свое время на Перикла?

Аспазия засмеялась, но не оставила его слова без ответа.

– Он попросил меня быть честной с ним, – сказала она, видя, как смотрит на нее Перикл.

Эсхил кивнул, как будто ему все совершенно ясно.

– Это было всего час назад, – уточнил Перикл.

– Ну, тогда-то я и поняла, – отозвалась Аспазия.

Эсхил следил, как они неотрывно глядят друг на друга, и не отводил глаз, потому что использовал в работе почти все, что видел и слышал. Однако, поняв, какое чувство разрастается между ними, он улыбнулся.

– Пойдемте, – позвал их обоих Эсхил, возвращаясь к своему обычному громыхающему тону. – Пообедайте со всеми. Я попрошу актеров прочитать для вас новые строки.

– Ты не найдешь кого-нибудь, кто занял бы нашего спутника? – пробормотал Перикл.

Эсхил глянул на двух проходивших мимо дюжих парней:

– Господа! Вы не могли бы собрать нескольких приятелей и вывести нашего друга на улицу?

Он указал на Оркаса. Страж дома гетер не имел понятия о том, что происходит, пока четверо мужчин не взяли его под руки.

– Будьте с ним помягче, пожалуйста, – попросила Аспазия. – Он хороший человек.

Эсхил кивком головы отдал приказ, и Оркаса потащили прочь. Тот разинул рот, протестуя, но послышался только какой-то странный вой, затихавший по мере того, как беднягу уволакивали.

Перикл повернулся к Аспазии, когда Эсхил пошел на запах хлеба и похлебки. Они остались одни, и не успел Перикл заговорить, как Аспазия шагнула к нему и поцеловала. Казалось, поцелуй длился очень долго, так что, отстранившись от Перикла, она слегка запыхалась. Он потянулся к ней, но схватил лишь воздух. Аспазия неловко взяла его под руку, они были похожи на двух солдат.

– Я… э-э-э… я подумала, что нам нужно разделаться с этим, пока Оркаса нет. Но…

– Да, – сказал Перикл.

Они снова поцеловались, и это длилось и длилось, он прижимал ее к себе, обняв за талию.

* * *

С восходом солнца на пути к городу показались двое гонцов. Двигаясь по сырой земле, они не оставляли за собой пыльного следа, но их заметили далеко от стен.

Приближение вестников с севера само по себе было новостью, отчего все Афины пробудились, поднятые криками на улицах. Десятки тысяч работников мигом заглотили по стакану молока и по несколько фиг или по куску ячменного хлеба с медом и сыром. «Что происходит?» – спрашивали они друг у друга, оказавшись на своих рабочих местах и доставая инструменты, которые каждый вечер уносили домой. Поначалу со стройки крали, и в городе даже развилось доходное дело по перепродаже похищенных инструментов. Эфиальт угрозами и разумным применением силы добился того, что эта часть рынка перестала существовать.

Солнце еще сияло красно-золотистой проволочкой над горизонтом, а слухи уже распространились по городу, как огонь по палой листве. Перикл проснулся, когда в дверь его спальни постучал домашний раб, открыл глаза и повернулся к той, что лежала рядом с ним. В какой-то момент Аспазия распустила волосы. Казалось, они выросли за ночь, темные и невероятно буйные. Взгляд Перикла с наслаждением скользнул по мягкому изгибу ее груди, а она лежала на животе и тихо посапывала. Ему хватило одного мгновения, чтобы понять: в городе неладно. Все чувства обострились, любовную сонливость как рукой сняло. В этой части Афин, в доме, гораздо более скромном, чем отцовский, где теперь жила его первая жена, он не бывал уже давно. Непривычную для Перикла тишину этого места сейчас нарушали громкие крики.

Аспазия проснулась, как только он вскочил с постели и направился к двери.

– В чем дело? – спросила она. – Что-нибудь не так?

Перикл задал те же вопросы домашнему рабу.

– Спартанцы, хозяин. Их заметили.

Перикл тихо выругался, посмотрел на Аспазию, и его потянуло вернуться к ней, в это зовущее тепло.

– Я должен идти, – сказал он.

Раб подал ему свежий хитон, другой принес сандалии и доспехи. Он с грохотом поднимался по лестнице, кряхтя под тяжестью щита и пояса для меча. Копье оставалось у входной двери, слишком длинное, чтобы пользоваться им дома.

Перикл поднял руки, на нем застегнули доспехи.

– Афинское собрание сделало меня стратегом. Я должен идти к ним.