Золотые миры

В душе поднималась досада
За тихий потерянный вечер,
За то, что в томительной скуке
Уходят беззвучные дни.

Казалось, что солнца не надо,

Не надо закутывать плечи,
Сжимая распухшие руки,
В зрачках зажигая огни.

Смеяться, задорно и смело,

И тихо, как будто случайно,
Весёлое, звонкое имя
Бросать, осторожно дразня…

Но всё отошло, надоело…

Но сердце темно и печально…
И мучает вечер пустыми
Мечтами сгоревшего дня.

Мечтала над томиком Блока,

Стихи наизусть повторяя,
А после опять пробегала
Знакомые строки письма.

И где-то далёко, далёко

Проснулась тревога глухая,
И снова душа тосковала
Под гордым безверьем ума.

А там, за стеной, говорили,

Чтоб я приходила, кричали,
И как-то была я не рада
Звенящему ямбу стихов.

Дрожали вечерние были,

Неровно, мертво и печально.
В душе закипала досада
На холод растраченных слов.

4/ II, 1924

«Не верю. Не молюсь. Не знаю…»

Не верю. Не молюсь. Не знаю.
Молчу. Но сердце говорит.
Мечта ушедшая сгорает
В лучах немеркнущей зари.

Не жду. Не помню. В жуткий путь я

Иду с улыбкой на лице,
Чтоб на глухих, ночных распутьях
Искать мучительную цель.

4/ II, 1924

«Расчёсывая на ночь волосы…»

Расчёсывая на ночь волосы,
Рассыпанные по плечам,
Смотрела я на теневые полосы,
На три сверкающих луча.

Прозрачный воздух лёгкой дрёмою

Коснулся стен и потолка.
Здесь всё прошло: тревога, зло моё,
Мечты, и слёзы, и тоска.

Глухие ветры стоны спутали,

На завтра — шум и ропот дня…
Задор тоски, безумья, удали
Ещё помучают меня.

4/ II, 1924

«По-весеннему светит солнце…»

По-весеннему светит солнце,
Зеленее в полях трава.
На холодные руки клонится
Закружившаяся голова.

И дрожат холодные пальцы

На немой белизне листов,
Когда солнце мне улыбается
И смеётся даль облаков.

И манящие злою шуткой,

Зацветаньем мечты дразня,
Вечера догорают жуткие,
Утомительные для меня.

5/ II, 1924

Ночью («Думы грешные, глухие…»)

Думы грешные, глухие,
Недоконченные думы.
Снятся шорохи ночные,
Снятся шорохи и шумы.

Запах вянущих нарциссов,

Пряный запах сон дурманит,
В темноте скребётся крыса
В зачарованном тумане.

Сумрак бледный и зловещий

Еле трогает ресницы.
Что-то нежное трепещет,
Что-то ласковое снится.

Сны — всё ярче и нелепей,

Всё безумнее желанья…
Только слышен тихий трепет
Размеренного дыханья.

5/ II, 1924

«Хочу, чтоб совсем не завяли вот эти нарциссы…»