Золотые миры

У богомольных есть красная лампадка,
В углу притаились образа Пречистой.
Дрожа, горит огонёк лучистый.
Придут из церкви — распивают чай.

У домовитых — во всём порядок,

На окнах — белые занавески.
В вазочках цветы, и ветер резкий
Их касается невзначай.

У вечно-мудрых есть страшные загадки,

Есть толстые книги и умные фразы.
У вечно-дерзких есть восторг экстаза,
Заменяющий светлый рай.

У меня нет красной лампадки,

У меня нет белой занавески,
Нет писаний мудрых и веских,
А комната у меня — сарай.

У меня есть синяя тетрадка,

У меня есть белые книги.
У меня зато есть пёстрые миги
И неистовый месяц — май.

17/ V, 1924

«Станет больно — не заплачу…»

Станет больно — не заплачу,
Станет грустно — не вздохну.
Мне ли не найти удачу,
Не найти свою весну!

Или плох мой пёстрый жребий,

В омут кинувший меня?
Иль не виден в тёмном небе
Отблеск прожитого дня?

Сердце не устанет биться,

В нём звучит, звучит струна.
Я на белые страницы
Нанизала имена.

С каждым именем — начало

Новых дней и новых: грёз.
Много плакала ночами,
А теперь — не стало слёз.

Мне ль не встретится удача?

Дни звенят, как связка бус.
Станет больно — не заплачу,
Станет грустно — улыбнусь.

19/ V, 1924

«Мне не нужно горьких оправданий…»

Мне не нужно горьких оправданий
Прежних дней, разбросанных святынь.
Я не требую жестокой дани —
Данью будет горькая полынь.

Я сама теперь уж не такая,

Я совсем не прежняя, не та,
Что тогда, тоскуя и мечтая,
Слушала, как стонет темнота.

Злобных слов в моём круговороте

Больше нет. Всё злое — позади.
Эти полированные ногти
Не скребут цепочку на груди.

И волос зачёсанные пряди

Не ползут на загорелый лоб.
В этом странном — не моём — наряде
Мне ясней, что прежнее прошло.

Я, бросая взгляд непониманья,

По ночам — бесстрашна и черства,
Я твержу арабские названья,
Имена… и числа… и слова.

19/ V, 1924

«Ведь прежде — такая мука…»

Ведь прежде — такая мука,
Такая была тоска.
Смотрю на тёмную руку —
Моя ли это рука?

На мне ли — белое платье,

На пальце блестит кольцо.
Волос завитые пряди,
Напудренное лицо.

Теперь не дрожат ресницы,

Не кружится голова.
А там, на белых страницах,
Совсем другие слова.

Где следы от печали грубой?

Где эта страшная боль?
Сложила улыбкой губы. —
Мне нравится эта роль.

Со всеми проста и спокойна,

А плакать не буду ни с кем.
Ведь больно ещё мне, больно
Твердить о прошлой тоске.

19/ V, 1924

«Рано каяться. Жизнь занесёт…»