Золотые ворота. Черное солнце

Квачинский затронул самое больное место в душе архитектора. Сколько тревог пережил Дмитрий Прокофьевич за последние недели! Он чувствовал, как тают его силы, как приближается роковой час, а между тем работа оставалась незавершенной. Были минуты, когда он ненавидел себя за то, что не смог закончить эксперименты на два-три года раньше. Надо же было растянуть до самой войны! В те дни, когда вражеские армии стояли уже под Киевом, испытания его строительного раствора, разумеется, мало кого могли интересовать. В академии советовали подождать, пока стабилизируется положение на фронтах. А когда оно стабилизируется? Через год, через два или через пять?.. Одним словом, Крутояр понимал, что последнего шага на двадцатилетнем пути поиска ему сделать не удастся. Поэтому он начал составлять подробнейший отчет о своей работе, чтобы ее смогли когда-нибудь завершить другие. И вот это предложение Квачинского… Предложение человека, который, собственно, искалечил ему всю жизнь и заслуживает только проклятия. Что ему ответить?

Выручил продолжительный звонок. По шагам в коридоре Крутояр догадался, что пришел фон Ритце. Этот немецкий офицер стал уже привычным гостем в доме. То ли его донимала бессонница или угнетало одиночество, но он почти каждый вечер приходил слушать музыку. Иногда и сам усаживался за фортепьяно и допоздна играл со Светланой в четыре руки. Фон Ритце всегда был подчеркнуто учтив, любезен и ничуть не походил на тех горластых, разнузданных завоевателей, которые терроризировали город. В душе Дмитрий Прокофьевич даже радовался этим посещениям, так как именно частым присутствием фон Ритце объяснял он тот факт, что его квартира ни разу не подвергалась ночным налетам.

— Наш сосед, господин фон Ритце, пришел, — поспешил он сообщить Квачинскому, чтобы только прекратить разговор.

— Полковник фон Ритце?!.

Прибывший был не менее удивлен, чем Квачинский. Они, видимо, никак не ожидали встретиться здесь. Поздоровались, как давнишние приятели, однако нетрудно было понять, что они то ли стесняются, то ли остерегаются чего-то. За чаем обменивались до тошноты изысканными любезностями. Откровенный разговор между ними состоялся уже за порогом квартиры Крутояров.

— Знаете, я собирался навестить вас перед отъездом в Берлин, — сказал Квачинский.

— Надеюсь, вы завтра не откажете мне в этой любезности.

— Мы могли бы поговорить и сейчас, если это вас не задержит.

— Я к вашим услугам.

— Зная ваши стремления в деле наведения порядка в этом большевистском крае, я хотел бы поделиться с вами некоторыми соображениями. Прошу только не считать мои мысли советом или тем паче…

— Что вы, что вы! Я всегда прислушиваюсь к вашим словам.

И это не было обычным комплиментом. Хотя фон Ритце и остерегался Рехера (в то, что Рехер — только чиновник министерства Розенберга, он уже давно не верил), но действительно прислушивался к его словам. Этот загадочный посланец Берлина поражал своей неисчерпаемой энергией, удивительнейшей осведомленностью в восточных делах, тонким пониманием ситуации и неумолимостью выводов. Обнаружив в Дарницком фильтрационном лагере некоего Псирика, служившего когда-то в большевистских верхах, Рехер получил от него важные сведения не только о структуре подпольных организаций на Украине, но и о местопребывании многих руководителей. И если фон Ритце надеялся в недалеком будущем получить генеральский чин и дубовые листья (об этом ему уже сказал фельдмаршал фон Рейхенау), то этим он в большой степени был обязан именно Георгу Рехеру.

— Будьте уверены, я не забыл, кто помог мне отрубить голову большевистской гидре в Киеве, — сказал он, коснувшись руки Рехера. — Без вас мне пришлось бы немало повозиться с подпольными бандами.

— Вы явно преувеличиваете мои заслуги. Я лишь выполнил свой долг. Сейчас совесть заставляет меня предупредить вас, что в городе поднимает голову еще одна гидра… Это — доморощенные лжегерои. В принципе националисты не страшны, но у них слишком длинные языки. Их болтовня о какой-то там самостийной Украине может поднять против нас определенную часть населения. А этого нельзя допустить. От услуг националистов, конечно, не следует отказываться, но они нужны нам лишь для черновой работы…

«А этого Рехера недаром приблизил к себе рейхсминистр Розенберг. Голова у него государственная, — отметил про себя полковник. — В его словах всегда есть здравый смысл. Мы действительно слишком много занимаемся большевистским подпольем и выпустили из-под контроля националистический сброд. Правда, эти крикуны ненавидят большевиков не меньше, чем мы, но это не дает им никакого права вмешиваться в политику. Политику определяет Берлин, а националисты — только для черновой работы. Их давно пора поставить на свое место. И куда только смотрит служба безопасности? Что же, я научу их, как служить фюреру!..»