Золушки из трактира на площади

Бруни подумала и не стала надевать туфельки в тон платью — запачкают еще в толпе — сунула ноги в обычные башмаки, взяла сумочку и спустилась вниз.

Весь, сдвинув отскобленные добела столы к стенам, тренировался с деревянным мечом, который он выстругал сам себе из ножки сломанного стула. Совершал невозможные прыжки и кульбиты, закалывая невидимого противника. Зеленющие глаза горели злодейским блеском.

— Ты остаешься за старшего! — сообщила ему Бруни. — Запри двери за нами и никого не впускай. Я вернусь вечером.

— Не боишься? — поинтересовалась Ванилла, когда они вышли из трактира и отправились на Большую Рыночную площадь, или, как ее еще называли, площадь Толстяка Фро.

— Не боюсь, — честно ответила Матушка. — Денег в кассе осталось немного. И потом, если он решит сбежать — мне не удержать его.

— А знаешь, — вдруг сказала подруга, — сердце подсказывает, что он у тебя прижился. Я, конечно, с оборотнями мало знакома, но вот поварят всякого возраста навидалась по самые уши! Оборотень — не оборотень, пацаны все одинаковы, когда возраст козлиный!

— А у Веся козлиный? — рассмеялась Бруни.

— Еще чуть-чуть, и начнется! — присоединилась к ней Ванилла. — Ой, смотри, петушки на палочке!

Словно судно под всеми парусами Старшая Королевская Булочница устремилась к лотку с сладостями. Матушка, усмехнувшись, отправилась следом.

Они гуляли по Торговому кварталу до того момента, как солнце начало спускаться к горизонту. Купили уйму вещей, причем Ванилла налегла на красивое белье, а Бруни на обновки для Веслава и милые дамскому сердцу мелочи типа гребней и шпилек. А затем игра духового оркестра, разнесшаяся сверху, от дворца, заставила улицы и площади опустеть. Сами торговцы, оставив дело на помощников, поспешили на проспект, по которому должен был следовать кортеж принцессы Ориданы.

С места, занятого подругами, процессии, передвигавшейся по одной из самых широких улиц, покуда было не видно, но слышно. Жадная до зрелищ толпа приветственно улюлюкала, свистела и желала долгие лета обрученной паре.

Однако скоро кортеж поравнялся с подругами. Смуглая брюнетка, с прикрытыми изящной кружевной косынкой волосами, ослепительно улыбалась из открытого экипажа видному блондину, гарцующему рядом на белоснежном скакуне, известном горожанам едва ли не больше самого принца. Жеребец по кличке Петр Снежный имел обыкновение сбегать из конюшни и неспешно прогуливаться по улицам, изымая с лотков уличных торговцев фрукты и зелень. Сначала принц его наказывал, но хитрая скотина вновь и вновь находила способ ускользнуть. Наказания, ввиду бесполезности, прекратили, зато стали платить золотой тому, кто вернет гуляку во дворец.

Принцесса Оридана имела внешность не столько красивую, сколько интересную. А принц Колей был хорош собой, будто сошел со страниц сказок. Правда, в народе его беззлобно называли шалопаем и бабником, но терпели, как терпят самого младшего братишку, материнской любви которому досталось больше, чем остальным.

Духовой оркестр, шествовавший в начале процессии, исторгал из инструментов звуки от величественных до бравурных. За экипажами Ориданы и ее свиты следовала Королевская гвардия — молодцы, все как на подбор, выбранные из трех полков за рост, ширину в плечах и обаятельные улыбки. Мундиры трех цветов — красного, синего и голубого, хаотично смешались, придавая ровным рядам настроение с полотна безумного живописца. Офицеры, чьи мундиры были украшены золотыми и серебряными аксельбантами, ехали по краям, сдерживая волнующихся, косящих глазом на толпу, великолепных скакунов.

Музыкальные инструменты бликовали от закатного солнца, пылали золотом и оранжем, блестели аксельбанты, погоны и пуговицы, будто волшебные паутины, накинутые на воинов, ослепительно белела косынка Ориданы и круп жеребца. Музыка, шум толпы и мерный топот копыт взлетали к небесам, обнажившимся ради такого случая до глубочайшей голубизны.

Матушка, открыв рот, смотрела на это великолепие и пыталась охватить взглядом сразу все. Ванилла то и дело тыкала ее круглым локтем под ребро и вскрикивала, не забывая вытащить изо рта ярко-красного петушка на палочке: ‘Смотри, какие ляжки! М-м-м… Мужчина с таким ляжками — это радость для страстной женщины!’ или ‘Глянь на того! Какая челюсть! У него, должно быть, хороший аппетит, а значит, сил много для…’ Дальше она щеголяла умными словечками, пойманными во дворце, половину из которых Бруни не понимала. ‘Ах! — восклицала подруга, — какая лошадка! Вон та, гнедая! А Петр-то, Петр хорош! Не шагает — красуется, собака подкованная!’

Бруни разглядывала ляжки, челюсти и конские крупы, и думала, сопровождай её — невесту — этакая толпа народа, она со стыда спряталась бы под днищем экипажа! Однако Оридане, похоже, проводы нравились. Принцесса крутила головой во все стороны, как маленькая птичка в поисках мошек, и пыталась царственно улыбаться, хотя темперамент то и дело прорывался наружу в резких движениях узкой ладони, приветствующей толпу.