Зоопарк на краю света

Жарким летом Улехэ казалась восхитительно прохладной. На слониху набегали шумные волны, приятная свежесть наполняла все ее существо. Счастливица инстинктивно втянула хоботом воду, подняла его над головой и выпустила фонтанчик себе на спину. Тугие, проворные струи вмиг, подобно ливню, сбили с нее многодневную пыль. Во второй раз Счастливица поднесла хобот пониже, так, чтобы прозрачная вода промыла каждую грубую складочку, прочистила, точно скребком, мелкие морщинки, избавила их от корки, размягчила трещинки, распарила кожу и наконец освободила ее от грязи.

Вновь и вновь Счастливица направляла на себя хобот, и черная как грех вода стекала по ее телу, смешивалась с волнами и пропадала без следа. На пыльно-сером туловище слонихи стали проявляться белые полоски, поначалу тонкие, затем все шире, будто она обрядилась в чужую, краденую шкуру тигровой лошади.

Счастливица словно очутилась в раю. Еще никогда в жизни ей не было так хорошо, так привольно. В зоопарке ее сердце оцепенело и почти превратилось в камень, но преподобный растопил его – а теперь река возродила в этом сердце жажду жизни. Она впитывала прохладу и негу купания, вбирала их каждой клеточкой, самим духом своим, и они стирали с ее души пыль и сажу. Счастливица не удержалась, подняла голову, вскинула хобот и послала вверх россыпь пузырей; в них причудливо преломился свет далекого заката. Пузыри осели, унесли с собой последнюю грязь, и Счастливица явила преподобному свой истинный облик.

Преподобный стоял неподалеку, по пояс в воде, широко распахнув глаза. До этого часа он и не подозревал, что Счастливица – слониха белая, просто ее ни разу не купали, отчего бедняжка покрылась густым пылевым слоем, спрятавшим ее природный цвет. Теперь же она словно облачилась в белоснежный льняной халат.

Ослепительно-белая слониха в прохладной, хрустально-прозрачной реке взметнула хобот к небу. Там, на небесном своде, закат сверкал и пылал, как огонь херувимов, а за горизонтом, казалось, раскинулся Эдем. Взволнованный до глубины души, преподобный вдруг воздел руки ввысь, и с его губ сорвалось:

– Крещу тебя во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Так, совершенно неожиданно для самого себя, он завершил этот прекрасный обряд крещения.

Загадочное поведение преподобного удивило Счастливицу; но до чего славны были эти безмятежные минуты! Хотя слониха уже вымылась, она по-прежнему наполняла хобот водой, только теперь опрыскивала ею кучеров, вызывая смех и брань.

Новая игра пришлась ей по вкусу, и вскоре она решила вовлечь в нее других зверей. Например, Стражника, томившегося взаперти (никто не решался ненадолго выпустить его на волю). Завидев, как он беспокойно ворочается, Счастливица несколько раз «искупала» его клетку. Стражник мотнул головой, стряхнул с гривы прохладные капли и довольно рыкнул – тигровые лошади взвились от страха и чуть не столкнули свою телегу в реку. Слониха и павианов окатила прохладной водицей, и они вцепились в прутья клетки, подпрыгивая от нетерпения и мечтая выбраться на свободу.

Самым невезучим оказался волнистый попугайчик: он влетел прямо в струю и свалился на клетку с питоном. Попугай потряс мокрыми крылышками, буркнул сердито: «Чтоб тебе пусто было!» – это новое ругательство он перенял у кучеров; он не знал, что питон уже поднял потихоньку голову с мелькающим язычком, как будто учуял, что к нему пожаловал гость.

К счастью, один кучер, добрая душа, успел схватить попугая, а не то птичка послужила бы питону ужином. До начала путешествия преподобный скормил змее курицу и кролика, а значит, по меньшей мере месяц питон мог обходиться без еды. И все-таки он был отнюдь не прочь снова закусить мясцом.

Еще долго на отмели стоял шум и гам. Небо потемнело, лошади напились вдоволь и были отведены на берег. Кучера разбили лагерь, затеяли стряпню. Счастливица, радостная и безупречно чистая, тоже поднялась к остальным. Теперь, когда она снова стала белоснежной, ее поступь казалась необыкновенно величавой. Кучера зашептались: слониха напомнила им священное животное из храмов[39].

Преподобный провел ее к месту ночлега и поднес ей большущую охапку ароматного сена. Помахивая ушами, Счастливица с аппетитом принялась за еду. Преподобный стоял рядом и любовался. Белизна была безукоризненной, благородной, матовой. Слоновья кожа не отличалась гладкостью, ее покрывал сетчатый узор с бороздками. На кончиках жестких волосков застыли блестящие капли воды; на белом фоне они сверкали особенно ярко.

Преподобный приласкал свою питомицу.

– Эта река преобразила тебя, – пробормотал он.

На плечо преподобного легла чья-то ладонь. Он обернулся: перед ним стоял старина Би.

– Пойдемте, я вам кое-что покажу, – загадочно сказал тот.

Они покинули лагерь и направились в сторону дамбы. Старина Би ничего не объяснял, но преподобный, уверенный в том, что кучер не стал бы напускать на себя таинственность, не будь на то разумной причины, покорно шагал следом. Добравшись до основания дамбы, путники взобрались по каменным ступенькам на ее гребень.