Читаем Зорге. Под знаком сакуры полностью

От нового военного атташе, который заменил говорливого Шолля, Альфреда Кречмера, Зорге узнал, что военный министр Японии Тодзио наконец-то занялся «настоящим делом» — он получил от Тайного совета задание разработать план «Кантокуэн» — «Особые маневры Квантунской армии». К разработке этого плана допущены и немецкие офицеры, в том числе и Кречмер, — подполковник или полковник. Мало кто в посольстве знал, какое он имеет звание. Или же всего-навсего майор. Как Шолль. Рихарду же стало известно, что в расположении Квантунской армии Кречмер появлялся в немецкой военной форме, украшенной погонами генерал-лейтенанта.

Генерал-лейтенант для обычного военного атташе — это слишком высоко и говорит очень о многом… Учитывая, что сам посол имеет чин всего лишь генерал-майора.

Принц Коноэ, поддержанный сильными мира сего, — владельцами банков и крупных предприятий, объединенных в концерны, хорошо помнившими и Хасан, и Халхин-Гол (в отличие от генералов-генштабистов), — прочно держался на своей точке зрения: Японии пока рано воевать с Россией, не наступил момент. Вот когда Германия обескровит ее, измотает, раздавит Красную армию, вот тогда и можно будет ввязываться в драку. А пока надо подождать. Советник премьера Одзаки очень умело проводил эту линию и склонял принца к «южному варианту»— в общем, Ходзуми Одзаки действовал блестяще.

Все попытки генерала Тодзио и министра Мацуоки повернуть страну на войну с Советским Союзом ни к чему не привели. Хотя усиленная разработка секретного плана «Кантокуэн» продолжалась, и это, естественно, заставляло Зорге быть настороже.

Когда Отт ознакомил его с очередной шифровкой, приготовленной к отправке в Берлин, Зорге только руки в стороны развел.

— Дай Бог японскому императору крепкого здоровья, — сказал он.

— Очень крепкого, — добавил Отт.

В шифровке было специально подчеркнуто следующее: «Военные приготовления Японии против СССР ведутся со все возрастающей быстротой».

Советский посол Сметанин попросил у Мацуоки аудиенцию, Мацуоки попробовал увернуться и перенести аудиенцию на более поздний срок, но Россия была не той страной, с которой проходили такие штуки, — Сметанин настоял на своем, заявив, что имеет неотложное поручение правительства, которое обязан срочно донести до руководства Японии. Мацуока принял Сметанина.

Посол задал министру вопрос в лоб: будет ли Япония в случае военных конфликтов СССР с другими странами соблюдать нейтралитет?

Мацуока поморщился: вопрос был неприятный. Потом взял себя в руки и произнес высокомерно:

— Основой внешней политики Японии является Тройственный пакт, в который, как вам известно, господин посол, входят Япония, Германия и Италия, и, если настоящая война и пакт о нейтралитете, заключенный с Советским Союзом, будут находиться в противоречии с этой основой, то пакт о нейтралитете не будет иметь силы.

Вопрос был прозрачный, ответ на него был дан еще более прозрачный. Советник Ходзуми Одзаки продолжал склонять своего патрона к «южному варианту»: да, война Японии нужна — с одной стороны, для встряски, с другой — наступила пора начинать поход на Азию, чтобы стать центром этой части света. Коноэ, слушая советника, лишь согласно наклонял голову: да, да, территория у «южного варианта» огромная, поэтому и встряхнуться есть где, и ноги с костями размять, и из пушек пострелять. Генералы получат полный набор удовольствий. А вот север… На север идти еще рано.

Посол Сметанин покинул министерство иностранных дел раздосадованный, вечером послал в Москву срочную депешу.

Двадцатого июня сорок первого года Зорге, как мы уже знаем, отправил в Центр спешное сообщение, где со ссылкой на посла Отта предупреждал разведупровское начальство, что через два дня начнется война. Но отчаянный вопль его «Люди, будьте бдительны!» повис в воздухе.

Отт, пребывая в благодушном состоянии, разоткровенничался, со вкусом выкурил гаванскую сигару и, достав заветную коньячную бутылку, предложил выпить «за победу великой Германии».

Зорге поднял тонкостенную коньячную посудину с широким донышком и чокнулся с Оттом:

— За победу великой страны!

Отт на «мелкое разночтение» в словах внимания не обратил и сказал:

— Оборонительные позиции Советов еще более небоеспособные, чем они были, например, год назад, более слабые, если хочешь, чем у Польши, когда мы ее брали на абордаж. Вот так-то, дорогой Рихард. И это — теорема, которая не требует доказательств. Догма.

Зорге хотел сказать послу, что тот перепутал догму с аксиомой, но промолчал: к чему впустую сотрясать воздух?

Посол вновь налил немного коньяка, потом потянулся к столу, ухватил рукой стопку бумаг, лежавшую сверху, перекинул ее Рихарду:

— На, почитай!

— Что это?

— Копия доклада генерала Ямаситы императору.

На верхнем листе краснел штамп «совершенно секретно». Зорге стукнул ногтем по штампу, словно бы хотел сбить с бумаги краску.

— А то, что здесь стоит гриф…

Отт перебил его:

— Ничего страшного. Японцы сами передали нам этот доклад. Ты почитай, почитай… Тебе будет интересно. Там много хороших слов о нашей армии и нашем оружии.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Степной ужас
Степной ужас

Новые тайны и загадки, изложенные великолепным рассказчиком Александром Бушковым.Это случилось теплым сентябрьским вечером 1942 года. Сотрудник особого отдела с двумя командирами отправился проверить степной район южнее Сталинграда – не окопались ли там немецкие парашютисты, диверсанты и другие вражеские группы.Командиры долго ехали по бескрайним просторам, как вдруг загорелся мотор у «козла». Пока суетились, пока тушили – напрочь сгорел стартер. Пришлось заночевать в степи. В звездном небе стояла полная луна. И тишина.Как вдруг… послышались странные звуки, словно совсем близко волокли что-то невероятно тяжелое. А потом послышалось шипение – так мощно шипят разве что паровозы. Но самое ужасное – все вдруг оцепенели, и особист почувствовал, что парализован, а сердце заполняет дикий нечеловеческий ужас…Автор книги, когда еще был ребенком, часто слушал рассказы отца, Александра Бушкова-старшего, участника Великой Отечественной войны. Фантазия уносила мальчика в странные, неизведанные миры, наполненные чудесами, колдунами и всякой чертовщиной. Многие рассказы отца, который принимал участие в освобождении нашей Родины от немецко-фашистких захватчиков, не только восхитили и удивили автора, но и легли потом в основу его книг из серии «Непознанное».Необыкновенная точность в деталях, ни грамма фальши или некомпетентности позволяют полностью погрузиться в другие эпохи, в другие страны с абсолютной уверенностью в том, что ИМЕННО ТАК ОНО ВСЕ И БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ.

Александр Александрович Бушков

Историческая проза