Зорге

9 мая 1930 г. Зорге выехал из пансионата “Ассоциации молодых христиан”, заявив, что направляется в Южный Китай по делам. С этого момента до его возвращения в Шанхай 16 ноября 1930 г. ничего о его действиях известно не было. Именно в этот день он снял апартамент № 54 в Capitol Building по Museum Road с ежемесячной оплатой 65 долларов на период в шесть месяцев. По окончании срока аренды он продолжал снимать эту квартиру по ежемесячному соглашению. Примерно 30 июня 1931 года Зорге съехал с этой квартиры и поселился в доме № 23 Wongkashaw Gardens. Этот дом арендовал некий Александр фон Дунин, и Зорге снял у него 1-й этаж.

Во время проживания по этому адресу [мы] видели, что он очень редко покидал свою квартиру. Складывалось такое впечатление, что у него в городе никаких дел не было. И он в основном печатал на своей машинке или же проводил время, играя в шахматы с мужчинами, походившими на немцев, которые часто посещали его. Ему очень часто звонили по телефону, и он всегда был очень осторожен, стараясь, чтобы его разговоры не мог услышать никто из жильцов дома. С этой целью он удлинил провод со второго этажа, чтобы можно было говорить из своей комнаты на 1-м этаже.

В январе 1932 г. муниципальной полиции стало известно, что Зорге является членом Тихоокеанского секретариата профсоюзов. Незадолго до получения этой информации Зорге переехал в апартаменты № 9 в пансионате Реми по Rout Remi, где проживал до конца декабря 1932 года.

В начале января 1933 г. Зорге выехал в Мукден и Дайрен, как сообщают, для сбора материалов, которые он собирался использовать для написания книги “Мирное японское вторжение в Китай”»[257].

Удивительных и важных моментов в этом отчете два. Во-первых, лишь из-за одного, зафиксированного полицией, контакта с представителем Коминтерна Рихард Зорге попал в крайне опасную категорию потенциальных «агентов Коминтерна», что грозило ему арестом, а всей резидентуре грандиозным провалом. Виновником этого опасного контакта был не «Рамзай», а Москва, исправно присылавшая запреты на поддержание связей с сотрудниками ИККИ и ОМС и одновременно требующая их нарушения. И лишь благодаря тому, что это было подозрение, не подкрепленное никакими доказательствами, наш герой в очередной раз избежал катастрофы. Во-вторых, не может не вызывать изумления рассеянность английской контрразведки и французской полиции, упустивших Зорге в 1932 году, но в мае 1933-го считавших, что он еще в Шанхае. Когда в конце июля 1933 года англичане решили проверить, вернулся ли Зорге в Шанхай из Кантона, оказалось, что по указанному в справке адресу проживает не Рихард, а Вольфганг Зорге – тоже немецкий журналист, однофамилец, к которому Рихард не имел никакого отношения, но с которым его нередко путали. След же «Рамзая» был безнадежно потерян, так как англичане «совершенно точно установили», что он в это время находился… в Кантоне[258]. Невероятно, но очевидно: не только разведчики допускали халатность и неосторожность в своей тайной деятельности. Их противники со стороны контрразведки, и не только европейцы, нередко бывали не менее расслаблены. Похожий случай произошел, например, весной 1926 года в Токио, когда оттуда вынужден был бежать по вине своего недалекого, в профессиональном смысле, руководства нелегальный резидент Разведупра и прямой предшественник Зорге Василий Ощепков. Японская тайная полиция долго и упорно продолжала разыскивать его в Токио, тогда как он уже несколько недель находился во Владивостоке, совершенно легально, но очень оперативно покинув Японию[259].

В мае 1935 года шанхайская резидентура Четвертого управления Штаба РККА все-таки провалилась. Резидентом в тот период был Яков Бронин, и до этого оказывавшийся на грани провала по собственной неосторожности и из-за головотяпства Центра[260]. Его арестовали, приговорили к пятнадцати годам тюрьмы, и от смерти он спасся только чудом: именно «Абрама» поменяли на сына Чан Кайши Цзян Цзинго, в обмен на которого лидер Гоминьдана в свое время отказался выдавать «супругов Нуленс». Резидентура была разгромлена. В Москве провели «разбор полетов», в результате которого родилось «Заключение по шанхайскому провалу 1935 года». Несмотря на то, что от смены резидентов до провала прошло около полутора лет и все недостатки в резидентуре «Рамзая», хорошо известные руководству, можно было исправить, во многих грехах был обвинен именно Зорге. Ему снова припомнили чрезмерно широкую разведывательную сеть, состоящую из агентов-китайцев, которых «Рамзай» не мог полностью контролировать, и вовлечение в работу известных левых типа Агнес Смедли, и связи с представителями КПК.