С иной стороны, сама идея командировки в Японию, на страницах большинства воспоминаний возникающая как бы сама собой, действительно являлась результатом общего политического и военного анализа событий, разворачивающихся на Дальнем Востоке. Еще находясь в Шанхае, Зорге фактически уже начал работать против Японии, и шанхайская резидентура потом еще долго рассматривалась руководством военной разведки и Наркомата обороны как форпост наблюдения за намерениями Токио в континентальной Азии. Сменивший Зорге в Шанхае Яков Бронин в конце 1933 года получил указания из Москвы начать «работу по созданию самостоятельного, параллельного рамзаевскому аппарата…». Это обосновывалось следующим образом: «Подчеркиваем напряженность обстановки на Дальнем Востоке и требуем сосредоточения Вашего особого внимания на островах, ибо главные противники там… Мы считаем, что Ваш город (Шанхай. –
Пока же «Рамзай», миссия которого, как мы видим, в начале 1933 года не считалась исключительной, приступил к консультациям со специалистами. Помимо Мельникова, это был Василий Васильевич Давыдов – сотрудник разведки с 1921 года, много работавший в Центральной Азии, занимавшийся организационными вопросами токийской резидентуры, и, если верить самому Зорге, сотрудник и Коминтерна, и ЦК ВКП(б)[269]
. А также Карл Радек[270]. Однако чем конкретно он мог помочь «Рамзаю» в подготовке миссии в Токио, совершенно неясно. Но: «Радек из ЦК партии с согласия Берзина подключился к моей подготовке. При этом в ЦК я встретился с моим старым приятелем Алексом. Радек, Алекс и я в течение длительного времени обсуждали общие политические и экономические проблемы Японии и Восточной Азии. Радек проявлял глубокий интерес к моей поездке. Я только что вернулся из Китая, и он рассматривал меня как специалиста по вопросам китайской политики, поэтому наши встречи были полезными и интересными. Ни Радек, ни Алекс не навязывали мне своих указаний, они только излагали свои соображения. Я смог встретиться с двумя сотрудниками Наркоминдела, которые бывали в Токио, и услышал от них много подробностей об этом городе. Однако я не знаю ни их фамилий, ни того, чем они занимаются. Наши разговоры ограничились обменом самой общей информацией. Кроме того, я, с разрешения Берзина, встречался со своими старыми друзьями – Пятницким, Мануильским и Куусиненом. Они узнали от Берзина об обстоятельствах моей работы в Китае и испытывали чувство большой гордости за своего “питомца”. Наши с ними разговоры также касались только общей политической ситуации, и мы общались просто как частные лица, как друзья. Пятницкий, услышав от Берзина о моих планах в Японии, сильно беспокоился, что я, возможно, столкнусь с различными трудностями, но, увидев мой волевой настрой, был очень обрадован»[271].«Алекс», которого упоминает «Рамзай», – профессиональный разведчик Лев Александрович Розенталь («Борович», «Алекс», «Лидов»), много работавший в Европе, в том числе в Германии, и тоже связанный с Коминтерном. От него Зорге действительно мог получить массу полезных советов специфического характера, а самому «Алексу» должны были оказаться полезны рассказы «Рамзая» о Шанхае. После провала Бронина именно «Борович» будет назначен в апреле 1936 года новым резидентом в Шанхае. Правда, ненадолго…
«Двое сотрудников Наркоминдела» – сложнее определяемые персонажи той истории, и на эти роли претендуют сразу несколько человек, но точно сказать, кто это был, затруднительно. Да и сама подготовка Зорге к отправке в Японию до сих пор не описана полностью и, по-видимому, этого никогда не произойдет. В свое время соответствующие документы пытался найти бывший сотрудник ГРУ Михаил Иванович Сироткин, сыгравший неоднозначную роль в судьбе «Рамзая», но и его вердикт оказался неутешительным: «План организации резидентуры в Токио (1933 г.), определяющий цели создания и общие задачи резидентуры, излагающий предварительную схему ее организации и перечень намечаемых оргмероприятий, не был зафиксирован каким-либо специальным документом.