Зорич

— Так тебе и надо, хрен моржовый, не будешь людей обирать! — торжествовал вполне довольный Палыч, с энтузиазмом размахивая руками, как бы говоря: приезжайте ещё, люди добрые, всегда рады вас видеть.

Должно быть, флюиды Палыча достигли-таки казаков, и момент-то выбрали: под дождём, в полной темноте под повозкой что-то хрястнуло, колесо заднее шлёпнулось в грязь. Повозку перекосило. Корф, так и просидевший всю дорогу на краю, завалившись на бок, сразу громко помянув кого-то, сообразил: всё, приехали. Надо же, почти добрались, вот уже и огни видно! Иван Заглобин с Егоркой помчались вскачь за помощью. Ждали долго. Потом перегружались. К дому добрались засветло, и то слава богу.

Глава восемнадцатая

— Проходи, проходи, Семён Иванович, будь любезен! — поманил рукой Исидор Игнатьевич. — Кофейку испей! На запах пришёл?

— Да. Благодарствую! Судя по всему, кофеёк-то отменный! — потянув носом, уверенно заявил Шалыгин, присаживаясь. — Аромат как в кофейне у Попондопулоса.

— Это ты точно заметил — кофе знатный, трофейный. С боем взят! — засмеялся Корф.

— Это как? — будто не понял хитрющий Семён Иванович.

— Да ладно, чего уж там. Ты лучше скажи, Никифоров-то чего не зашёл?

— Обижаешь, Исидор Игнатьевич. Я дворами, через чёрный ход. А Агей Викторович — на вокзал, пассажиров взять. Сказку поддерживает.

— Это вы молодцы! Ребята опытные! Ну, рассказывай, как вы там с этим, как его… — призадумался Корф. — Совсем памяти не стало…

— Ну и жох ты, Исидор Игнатьевич! — засмеялся Шалыгин. — Так я тебе и проверил!

— Раз так, — посерьёзнел Исидор Игнатьевич, — давай по сути, подробнее.

— Куда уж подробнее, Исидор Игнатьевич? — поставив кружку, потупился Семён Иванович. — Объегорил он нас.

— Что?! — взъерошился Корф. — Как это?

— Ночью ушёл. Мы дверь не закрывали плотно, спали чутко. Так он через окно ушёл!

Выскочив из-за стола, Корф заметался по комнате.

— Семён, — остановившись, опёрся о плечо Шалыгина, — вы с ним плотно были? В контакте?

— Конечно. Старались вовсю. Он у меня покупал кое-что. Агей его возил в город не раз.

— Куда его возил Агей?

— Куда? Да всё по гостиницам. «Ренессанс», там, «Шевалье», «Ампир»…

— Так-так! — оживился Корф. — А что он у тебя брал, что заказывал в последние дни?

— Да мелочь всякую: платки, носки… Да и ещё — воду французскую дорогую.

Корф, подскочив к двери, рявкнул в коридор:

— Дежурный! Кто там из моих?

Войдя, седоусый поднял глаза к потолку.

— Сколько?.. Ну?

— Двое, и Жлуктов ещё.

— А он зачем?

— К Рябову, их превосходительству. Он тоже тут, у Загоскина.

— Давай всех сюда! И Жлуктова, и есаула кликни. А пока вот что, Семён. С кем был из чужих в контакте Домницкий на постоялом дворе?

— Так это… — задумался Шалыгин. — Значит, так. Приходил к нему приказчик Хвощевского. Два раза. Раз в комнату — Агей видел, а раз — за столом, ели, пиво пили. Я рядом был. Правда, ничего не слышно было. Тихо говорили. Это раз, — повторил Семён Иванович.

Задумался, поскрёб затылок.

— Да нет, вроде и всё.

Через минуту собрались все. Жлуктов и есаул сели на стулья подальше друг от друга. Две невзрачные личности подпёрли стену плечами.

— Господа! — начал Корф. — Это фигурант Ярослав Домницкий, разыскиваемый. Здесь всё, что мы о нём знаем. Словесные характеристики. Прошу вас, Евгений Иванович, и вас, Владимир Андреевич, — раздав листки бумаги, закончил Корф. — Поподробнее ознакомьте своих людей с содержимым. И скажите всем, что Домницкий — человек крайне опасный. При задержании быть очень осторожными.

— Вот это фунт изюма! — возмутился Жлуктов.

— Вскрылись новые обстоятельства, полковник! — отрезал Корф. — Все свободны! Вас, Семён Иванович, прошу остаться.

Подвинув стул, сел рядом.

— Послушай, голубчик, даже если Домницкий скрылся, не подозревая тебя, то, столкнувшись вновь, даже косвенно, где-нибудь на улице, бочком, он поймёт всё.

Семён Иванович молча кивнул головой.

— Он крайне опасен, Сеня, учти это. Сектор твоего внимания — гостиницы. Он будет там. Я думаю, он ищет кого-то. Едва нащупаешь что-то — сразу ко мне. Не рискуй сам. Я запрещаю тебе это. Слышишь, Семён?

Проводив Шалыгина, Исидор Игнатьевич, прихлёбывая холодный кофе, долго сидел за столом, наморщив лоб и о чём-то раздумывая.

* * *

Перед затянувшейся ненастьем неделей до Покрова, разбрасывая заснеженную грязь ногами вороного, Иван Заглобин, дотянувшись плёткой до бурки Фрола Ивановича, позвал:

— Дядь, а, дядь?

— Чего тебе? — поднял бровь под лохматой папахой старший Заглобин.

— Вон тот дуб, где щенок провалился.

— Тьфу на тебя, племяш! — озлился потревоженный казак. — Провалился, и што?!

— Да говорил я тебе, — обиделся Иван, — ветром оттуда дунуло. Будто сквозняк. Мне аж в глаз пыль попала. Я ж ещё хотел Евгению Ивановичу рассказать. Забыл, что ли?

— Ванька, не доставай меня! Ну и рассказал бы, а я-то здесь што?