Зорич

— Полная свобода. Я бываю частенько у них, на днях встретил там своего давнего знакомца. У него в Гостином дворе, рядом с моим, магазин мехов. Нет, брат, в отношениях с Иоганном у меня нет проблем.

Александр наполнил рюмку токайским, глянул на брата:

— Налить?

Есаул, скривив губы, качнул головой, закрыв глаза, откинул голову. Замолчали надолго. Александр тянул мелкими глотками из рюмки, покачивал носком ноги, о чём-то думая. Из открытого в сад окна потянуло предвечерним холодком. Задремавшего есаула пробудил голос Александра:

— Знаешь, брат, во Франции, надеюсь, тебя приятно удивит и моя коллекция оружия. У меня есть кое-что раритетное — два клинка: Мухаммада Лари и Ахи Джана. Они стоили мне немалых денег и попорченных нервов. Клинок Ахи Джана я приобрёл, опередив Зыха, а это было, поверь мне, непросто!

Сна как не бывало, Зорич, широко открыв глаза, уставился на брата.

— Как ты сказал? Зых?

— Ну да, так я и сказал — Зых. А что тебя удивило?

— Да нет. Фамилия какая-то диковинная.

— Бронислав Зых, негоциант варшавский.

Вот оно как! Это тот самый Зых из Краковской ячейки «Белого орла». «Крёстный» Стаса. Александр знает его как коллегу по делам купеческим.

— Наши магазины в одном ряду в Гостином. Семья у него где-то в Польше. Я слышал, у него магазин и на Невском. Не знаю, что у него за интерес в Приморске.

Вот даже как, порадовался есаул, далеко даже ехать на поиски не надо — сам себя привёз!

Предоставленный сам себе, Александр продолжал негромко:

— Его как собирателя древностей знают все антиквары в Петербурге. Если зазеваешься, перехватит тут же.

«Что же он делает здесь?» — не мешая брату, думал Зорич.

— Денег у него на всё хватает. Рассказывают, чтобы перехватить вещь у соперника, он, не торгуясь, дал две цены сверху! — с увлечением, прихлёбывая вино, продолжал Александр. — А вот что за древности он ищет здесь?

— Вряд ли он приехал сюда за мехами — сейчас ведь не сезон?

— Да кто его знает. Я не стал расспрашивать. Да разве ж он скажет?! Надо будет спросить у Иоганна.

— Не понял! Он что, с Иоганном накоротке?!

— Да бог его знает! Но, как я понял, знакомство давнее. Остановился он, однако, не у фон Касселя, а в «Шафране». Я расспрошу Гертруду. В самом деле, чего это его сюда занесло?

Есаул, слушая брата, думал: «После откровения Стаса я даже намёком не помянул фамилию Зыха в разговоре с Корфом, ждал и не дождался. Должно быть, ему эта фамилия не интересна, не то что мне. Почему он здесь? Может, в паре с Домницким? Но ждать я не могу — надо помешать его встрече с братом. За чем бы он сюда ни прибыл, он наверняка выйдет на Стаса. Надо его предупредить. Да и Стаса тоже. Однако каламбур!» — усмехнувшись, успел подумать есаул, прежде чем вдогонку за Александром упасть в сон.

* * *

Зорич, поглядывая по сторонам, вышагивал по потёртому ворсу красной с жёлтыми полосами дорожки длинного коридора следом за бойким, лет десяти парнишкой в красной шёлковой косоворотке, подпоясанной жёлтым поясом со свисающими кистями, и бархатных синих шароварах, заправленных внапуск в лакированные сапожки. Ладный, с напомаженными тёмно-русыми волосами в косой пробор. Подошёл к двери с висящей сбоку картиной на тему «Взятие Шипки» в раме из папье-маше, для пущего эффекта украшенной по углам виноградными листьями, и проговорил баском:

— Здесь, ваша милость.

Повернулся, зажав в кулаке монету, довольный, застучал подковками вниз по лестнице. Зорич, толкнув дверь, вошёл в комнату. Кисейную портьеру надул пузырём сквозняк от настежь распахнутой балконной двери за спиной сидящего за столом человека. Да, нет сомнений, точно — «белый таракан, альбинос с красными глазами».

— Пан, кто вы такой? Что вам угодно?

Зорич шагнул к столу, коротко произнёс:

— Зых?

Почувствовав неладное, тот, резко отодвинув ногою стул, встал.

* * *

Корф, сидя за столом, разглядывал листок бумаги и, сдвинув брови, шевелил губами, вошедшему Евгению Ивановичу, показав пальцем на стул, сказал:

— Нет, ты послушай только: «На тот вопрос, быть иль не быть, любой ответ твой будет ложным, и как, бедняга, ни крутись, на корм червям пойдёшь, исполнив волю божью!» Какова, а?!

— Чей опус, Исидор Игнатьевич?

— Скажу — не поверишь!

— Ну да, — усмехнулся Зорич. — Давай! Пашка, что ли?

— Если бы он, да нет! Светлана Васильевна!

— Да ладно! — закатился есаул. — Что это на неё нашло? В пииты записалась?!

Отсмеявшись, Евгений Иванович сказал, сожалея:

— Будут у тебя теперь, друг мой, проблемы всякие. Поэты-то — они ведь, как совы, ночами не спят, сидят в постели, поджав ноги, подняв глаза к потолку, и, кусая ногти, думают и думают до утренних петухов, как упыри: быть или не быть? Будешь недосыпать теперь, Исидор Игнатьевич! Раз уж «это» на Светлану Васильевну нашло — это надолго.

— Типун тебе на язык! — огрызнулся Корф и закрыл тему словами: — Поехали в «Шафран» — убийство. Эксперты там уже. И Колокольцева тоже.

Откашлявшись, прикрыв лицо рукой, Зорич сказал глухо:

— Да ладно тебе, Исидор Игнатьевич, это уже не смешно.

Человек лежал у куста разросшегося жасмина, примяв часть ветвей своим телом. Полицейский показал пальцем наверх: