Зорич

— Вот с того балкона, ваше благородие!

Хозяина нашли в комнате первого этажа, пропитанной запахами кухни. Высокий, худой, с озабоченным, жёлтым, нездоровым лицом. Усадив вошедших на видавший лучшие дни диван, протянул Корфу в зелёной обложке мещанский паспорт.

— Синюков Евграф Иваныч. Неделю прожил у меня. Проблем не было. Днями не бывал, как правило. Нашли утром. Пришла убирать номер прислуга и увидела его с балкона. Никто ничего не слышал — и на тебе.

Корф встал, положил паспорт в карман.

— Пойдём, Евгений Иванович. Глянем.

В вестибюле Зорич нос к носу столкнулся с тем пареньком, но тот его в форме не узнал сначала, а узнав, заулыбался. «Вспомнил, должно быть, чаевые, — вздохнул Зорич, успокоенный. — Ну и слава богу, а то ведь мог и на меня подумать». Эксперты коротко доложили Корфу:

— Вещи на месте.

Положили на стол перед ним пухлое портмоне и записную книжку в потёртой кожаной обложке.

— В городе, должно быть, по делам. Здесь полно местных адресов.

— А ещё, — вставила тонким голоском Колокольцева, — там много записей по-польски и адреса. Петербург, Москва, Варшава, Краков, Вильна. Мне кажется, Исидор Игнатьевич, из тех мест он. Много мелких вещей польских. Я бывала в Польше, я знаю.

— Ну-ну, — подытожил Исидор Игнатьевич. — Молодчина, да и только! — и потряс за плечо, довольную. — А что труп?

— Следов насилия нет, похоже, сам вывалился, — пожав плечами, заключил старший.

— Ну и ладно, — протянул Корф, пожевав губами. — Пойдём, Евгений Иванович. Дело ясное.

Обратно ехали молча. Зорич ждал. И дождался.

— И всё-таки проверить его надо по картотеке. Чем-то всё это мне не нравится.

Чем он ему не понравился, Евгений Иванович узнал от Корфа на следующей неделе:

— Это, дорогой друг, Зых Бронислав Людвигович. Какого хрена он осчастливил своим посещением наш славный город таким образом — ума не приложу. Чист, как стёклышко. Нигде не значится, ничто за ним не числится. Торговец. Магазины в столице и один в Варшаве. Занимается мехами. Знаком с местными воротилами. Для кого ему был нужен этот паспорт? Никак не объяснить. Какая-то шутка дурацкая. В городе его многие знают, не пойму, зачем ему это. Дурь какая-то.

Корф замолчал. Подумав, проговорил:

— Или, или, или…

И, задумчиво постучав себя пальцем по лбу, прекратив хождение по диагонали из угла в угол, сел на диван рядом с Зоричем, посмотрел на него, сделал удивлённое лицо и развёл руки в стороны. Посидел, потом резко встал и продолжил хождение. Есаул смотрел на него, не удивляясь, знал — копает. Исидор Игнатьевич, остановившись, перевёл взгляд на смотревшего на него в ожидании Зорича и заговорил:

— Эта его новая личина — не для его местных знакомцев, это ясно. Он хочет сыграть с кем-то в дурака. Прочитай, Евгений Иванович. — Он достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо лист бумаги, развернул его и протянул Зоричу.

Мелким, круглым, с завитушками почерком, «Женским», — подумал было есаул, но ошибся: «Мой дорогой друг! Подателю письма доверься, как мне, исполни, прошу тебя, в счёт погашения того небольшого долга, о котором, прости меня, ей-богу, только случай принуждает меня напомнить. Сведи его с Ас — „Г“ — и мы квиты. Обещаю тебе это. Помню, ты как-то обидел меня недоверием, высказав сомнения в моих обещаниях держать слово. Но тому виной был в тот обидный для меня раз казус, помешавший мне исполнить обещанное. Да и дело-то было плёвое, как и деньги, о которых шла речь. Словом, прошу тебя ещё раз и обещаю, любезный друг: будем квиты».

Зорич протянул листок Корфу и пожал плечами. Он понял — письмо брату Александру. И просьба — свести Зыха с Астафьевым — «Гором». По стилю письма есаул, не сомневаясь ничуть, сразу осознал, вылепил психологический портрет автора, как бы увидел его воочию. Столичный представитель того клана, коим он был отвергнут в тот год, когда жизнь его была сломана чужими руками, и он с удивлением почувствовал приступ такой злобы и горечи, что стало трудно дышать. Вспомнилась и Диана, которую он едва не потерял тогда навеки. Он, отвернувшись, пряча лицо, подошёл к окну и толкнул створки. Свежий воздух привёл его в себя. Повернувшись к Корфу, понял: слава богу, тот не заметил ничего. Сложив письмо, Исидор Игнатьевич, почесав висок, предложил:

— А что, Евгений Иванович, не попить ли нам чайку?

Не ожидая ответа, зажёг спиртовку, поставил чайник, достал из ящика стола пару чашек. Пили долго, с вишнёвым вареньем и засушенными медовыми пряниками, пока дежурный, извинившись, не попросил к выходу: день службы кончился.

* * *

Не успел общественный интерес города насытиться толками о загадочном ограблении Христопулоса, как пересуды растеряли остроту, сменив тему. А история её началась с того дня, когда заборы и афишные тумбы города запестрели красочными призывами посетить варьете «Кукарача», чтобы насладиться чарами Мари Гренье, осчастливившей город звезды Лиона, Бордо, Прованса, Бретани и, как утверждалось, Парижа и окрестностей.