Зов чужого прошлого

– Ничего, привыкнешь. Всему обучим. Я когда в семью вошла, даже заговорам научилась, – она указала на мою руку, – конечно, не так лечу, как веды[11], не с детства обучалась, на равнине этого нет, но тоже могу. А как родишь, так вовсе некуда податься станет. Гляди теперь, здесь у нас овощи растут. Их укрывать нужно, иначе не выживут.

Очередная бессонная ночь застала на крохотном освещенном луной дворе. Здесь даже деревянные качели были, наверное, сооруженные в бытность моего жениха ребенком. На них я и устроилась, плотнее завернувшись в вязаную кофту с чужого плеча.

О том, что в последнее время мне не спалось, даже упоминать бессмысленно. Бо́льшую часть времени по ночам проводила именно здесь. Руке стало лучше, но к домашним делам пока не привлекали. Думаю, сия честь приберегалась до времени после замужества. Однако это не мешало вовсю считать меня своей. Жених даже полез целоваться вечером, а я его укусила. Он в ответ замахнулся, но не ударил. Отец окрикнул: «Негоже невесту воспитывать». Вот жених сразу и вспомнил, что время до свадьбы – это пора ухаживаний и милых признаний, а с остальным и подождать можно, пока женой не стану. Он бурно выразил собственное отношение грубыми ругательствами и ушел.

Покачиваясь на поскрипывающих качелях, я оглядывала двор и думала. Все эти дни только тем и занималась, что думала. Рассуждала, где может быть Эйден. Сочиняла, как выберусь отсюда и куда отправлюсь. Мне даже удалось потихоньку вызнать дорогу до равнины. Тропа была одна и шла вниз по горе.

Забавно, наверное, для портальщика интересоваться тропой. Но попасть в руки еще одного охотника по мою душу хотелось не больше, чем выйти замуж. Облик ликвидатора врезался в память до мелочей. Только к концу недели я все же дошла до высшей степени отчаяния и, наплевав на способность ликвиадо отследить, предприняла попытку. Как оказалось, в этом мире есть украшения, которые неплохо блокируют магические способности. Ожерелье мигом сдавило шею так, что стало не до порталов. В глазах потемнело, я осела на землю и потом еще приходила в себя. Благо ночью никто не думал за мной наблюдать.

Лунный свет рассеянно скользил по земле, по траве. Ветер шевелил листья. Я принялась покачиваться и разглядывать перевязанное хозяйкой дерево. Нет, едва ли выживет. Вон и листочки повяли. Не будет у них вкусных плодов, ради которых, как говорила женщина, ее сын карабкался в самую опасную расщелину за ростком, а затем пересаживал на новое место.

Так и качалась, пока уставшие за день хозяева мирно спали в кроватях. Думала, смотрела, а затем пришла одна дикая мысль. Я глядела на дерево, оно махало повядшими листочками, а идея укоренялась в мозгу. Не моя, конечно, а вычитанная давно в фамильной библиотеке. Там были энциклопедии, в том числе о разных племенах, их обычаях и вот…

Я соскочила на землю и отправилась к дому. Заглянула в окно кухни. Очень осторожно, чтобы рама не скрипнула, его приоткрыла. На щеколду окно не запиралось, поскольку в этих краях воров никто не опасался. Красть было попросту нечего. Протянув руку, осторожно вытащила из подставки нож и вернулась на улицу. Возле дерева устроилась на коленях и стала отрезать подпорку, а после откинула прочь.

Ветер усиливался, что в горах было не редкостью, и мне стало зябко, даже кофта не спасала, но отказываться от затеи я не спешила. Вытянула руку и, морщась, быстро, но аккуратно полоснула ладонь. Вероятно, можно было и палец проколоть, только испугалась, что этого окажется недостаточно. Сделав надрез на коре, приложила к нему ладонь и смешала свою кровь с проступившим древесным соком. После я произнесла: «Становлюсь твоей женой», – а ветер покачал ветками, словно дерево дало согласие. Последним штрихом стали перерезанные полоски ткани, скреплявшие ствол наподобие бинтов.

– Ты уж извини, супруг, – я поднялась. Ветер продолжал раскачивать деревце, пока стояла рядом и пыталась прочувствовать, насколько стала частью этого рода. Замотав ладонь только что отрезанной полоской ткани, сняла с запястья браслет и положила у корней. Этого хватит на новую невесту. Пусть лучше по чести договорятся, чем красть.

Громкий хруст переломившегося ствола, который не выдержал напора ветра, грустно упавшая набок верхушка и листочки, устлавшие землю, напомнили, что ночь не бесконечна. Я попятилась к забору, бросая взгляды на дом. Там по-прежнему крепко спали. Оставалось толкнуть калитку и понять, насколько абсурдной была затея.

Я вздохнула, набираясь смелости, и, откинув крючок, толкнула дверцу ногой. Послышался скрип петель, калитка распахнулась, а ногу, преодолевшую невидимый порог, даже не пощипало. Осторожно сделала шаг, а со второго уже неслась сломя голову по тропинке, уводящей прочь.