Зов Лавкрафта

Гангрена, думает Варрава. Он приехал навестить старого друга. Нет, никогда они не были друзьями. Приятелями максимум. И то скорее за рюмкой. Вообще, были ли у Дикого Адмирала друзья? Хороший вопрос. Этот невыносимый, вздорный характер адмирала Васильева известен на весь Северный флот… да и не только там. Варрава помедлил, задумчиво потер шрам на щеке. Дикий Адмирал, не зря Васильева так прозвали на флоте. Самодур, вздорный и жестокий. Алкоголик и местами трус.

Человек, который до конца выполняет свой долг.

– Потребовалось даже полостное вмешательство – глубокое обморожение затронуло внутренние органы. Мы вливаем ему антибиотики внутривенно, но у него до сих пор температура выше 38 градусов. Бредовое состояние. Сами видите…

* * *

Недоносок, вот как его называли в деревне. Сколько раз он дрался с соседскими мальчишками, что потерял счет синякам и шрамам. Мать плакала, отец старательно порол. Дикий Адмирал не плакал. В итоге отец плюнул, махнул рукой и перестал даже пороть. У него и так было мало сил и много работы.

Потом отец умер, в деревне стало невыносимо и голодно. Он всегда хотел есть, а теперь хотел особенно. Будущий Дикий Адмирал рос и вытягивался, и был уже подростком. И все время хотел есть.

Они с матерью переехали к родственникам в город. Лучше не стало, мать упахивалась с утра до ночи.

А потом была Революция. Время, которое все изменило.

Кто был никем, тот станет всем. Как там в песне?

Он стал.

В восемнадцать он командовал революционным матросским полком. Половина из его солдат были бывшие враги – немцы-«спартаковцы» и распрогандированные большевиками чехи. Это была по-настоящему интернациональная армия – Красная. Как зло и четко стучал кокаин в твоей крови. Как зло и четко стучало сердце – еще не разорванное в клочья адреналином и чудовищной нагрузкой.

Дикий Адмирал иногда вспоминал то время – голодное, злое. И веселое. Время, когда для тебя не было ничего невозможного. Когда от слов «Весь мир насилья мы разрушим!» кружилась голова.

Когда тебе поручали сделать невозможное – и ты шел и делал.

Страшное, кровавое время.

Ты мог свергать царей и посылать в бой тысячи людей.

А главное – ты шел и собственными руками делал мир лучше.

* * *

– Как бы вы это назвали? – спросил Варрава у врача. Тот поправил белую шапочку, хотя в этом не было необходимости.

– Человек, который до конца выполняет свой долг.

Да, такого человека честь называть другом, подумал Варрава.

* * *

Он смотрит и видит. Белая равнина. Лед под ногами содрогается. Идет трещинами. Одна из трещин пробегает у самых его ног – Дикий Адмирал делает шаг в сторону. На нем почему-то вместо унтов уставные черные ботинки. Блестящие, как на парад.

Он смотрит вперед. Поднимает воротник шинели. Его качает от ветра.

Стена льда движется в его сторону.

Обычное дело в этих широтах. Она огромная, эта живая белая стена. Торощение.

Чудовищный треск идет со всех сторон. Стон льда. Океан крутит льдиной как хочет и как может… Это в его силах.

Но сейчас это не океан, понимает Дикий Адмирал.

Адмирал Васильев поднимает голову и смотрит вдаль. Ветер рвет полы шинели, треплет волосы. Дикий Адмирал покачивается под страшными порывами – но продолжает стоять. Все его мерзкий, упрямый характер. Все он.

«Мой мерзкий характер».

Вдалеке, в пелене серого тумана нарастает какая-то тень. Темная тень. Чудовищная тень.

И она медленно выпрямляется. Дикий Адмирал смотрит, не отрывая взгляда. Задирает голову. Тень все растет и растет. Вот она раздвигает тучи, головой и плечами, и извивы бегут по облакам.

Щупальца, думает Дикий Адмирал. Как у осьминога. Тень поворачивается. Лед под ногами дергается и стонет. Умоляет о пощаде.

* * *

Генерал Варрава молча постоял, глядя на голого человека, опутанного трубками и проводами. Замотанного специальными бинтами, которые используют для обмороженных. Желтая мазь проступала сквозь белую ткань жирными пятнами. Иногда с кровью.

Варрава хотел задать вопрос санитарке, нормально ли это, но не стал.

Здесь, в помещении реанимации, было гулкое скорбное эхо – и генерал не хотел будить его лишний раз.

Он прилетел сюда из Москвы. И через полчаса должен был вернуться на аэродром – и снова в Москву. Лететь к Жукову он пока не мог, нет времени. Да и сигнальные системы – Варраве доктор прочитал целую лекцию о рефлексах и мозге – Хрущева, все эти майоры, полковники и просто гэбисты, сразу бы дали знать Никите, что генерал Варрава посетил опального маршала. И тогда все дело могло встать жестко и страшно, колесики бы застопорились. А сейчас это означало верную смерть для дела.

Варрава готов был жертвовать собой. Но делом – нет, не готов.

К Жукову он полетит позже. Но сначала приведет в движение все, что осталось от механизма «Группы 30».

Он в последний раз посмотрел на Дикого Адмирала, лежащего на реанимационной койке. Васильев был худой и маленький, руки тонкие, кожа дряблая. Как он вообще умудрился выжить во льдах?

Но выжил и принес вести.

Возможно, теперь они даже успеют. Варрава покачал головой. Старый шрам на щеке заныл. К дождю, что ли? – подумал генерал.