Зов пустельги

Но тот едва ли мог что-то предпринять. Нина начала прогибаться в кресле так словно что-то ломало или просыпалось внутри нее? Внутри нее сломалась защита, и Монстры вылезли наружу. Он стал лихорадочно вспоминать все, что было написано в медицинской карте о способах возвращения Нины обратно, но как назло, эта часть никак не всплывала в памяти. Наверное, потому что он не отнесся к этому серьезно.

– Лживая сука! – прошипела Нина, сверля Лидию взглядом исподлобья.

Эрик переглянулся с Рудольфом. Марк и Дэс занервничали. Уж эти четверо отлично помнили, на что способна Нина. Марк вжался в спинку кресла, а Дэс схватился за нож, не понимая, что собирался делать с ним – зарезать Нину что ли? Сыграл защитный рефлекс. Уж он-то был прекрасно знаком с невероятными актерскими способностями Нины изображать людей. А именно – подчеркивать особенности голосов и их тембр. И сейчас ее голос говорил о том, что она не в себе. Это была не Нина. Тихоня Нина исчезла, а вместо нее наружу вырвалось нечто озлобленное и беспощадное. Это был ее двойник-убийца. И Эрик понял это слишком поздно.

– Заботливая мразь… – Нина растягивала каждый слог. – Где же твой сынок?

Роберт почувствовал, как у его невесты напряглись мышцы спины. И даже, несмотря на то, что ей удалось сохранить спокойствие на лице, она задержала дыхание.

– Мамочка, ты принесла мне грузовик? – вдруг запела Нина нарочито детским голоском. – Мой желтый грузовик, что дядя подарил? Ох, ну, ладно, может, сегодня найдешь! Я буду ждать!

У Лидии округлились глаза.

– Мамочка, почему ты плачешь? – продолжала Нина. – Мне вовсе не больно! Я скоро поправлюсь, и мы пойдем в парк! Я хочу покормить лебедей! Ты приготовишь грушевый пирог? Твой грушевый пирог – самый лучший в мире, мама! Я буду ждать.

– Нина … – Эрик попытался остановить тираду непонятного ему монолога, но Нина лишь еще сильнее вцепилась в край стола, в этом состоянии сил у нее не занимать.

Внезапно детский восторг на лице Нины сменился искренним испугом.

– Но как же я, мамочка? Ты возьмешь меня с собой? Куда ты едешь? С дядей Славой? Но почему мне нельзя? Мамочка, а когда ты вернешься? Я буду скучать. Я буду ждать тебя…

Слеза скатилась по напудренной щеке Лидии. Ее сын заговорил с ней с того света. Как это возможно?

– Сегодня я видел сон, мама. Ты пришла ко мне, а я больше не болел. Мы пошли в доки на твою старую яхту. Было так красиво! Так чудесно пахло вокруг! Ты разрешила мне порулить, как тогда, помнишь? Мамочка, мы ведь еще вернемся туда, правда? Обещаешь?

Лидия закрыла лицо руками и содрогнулась в беззвучном рыдании.

– Лидия! – удивленно позвал Роберт.

Вдруг Нина исказилась ненавистью в лице:

– Нет! – злобно рыкнула Нина и ударила по столу с такой силой, что зазвенели приборы.

– Нет… – прошептала Нина и заплакала, – ты не сдержала обещание! Ты оставила меня, мама. Бросила! Забыла! А я ждал. Я знал, что умираю. И ты знала. Мне было так больно, мама. Так больно! Я не мог дышать. Мне вставили трубку в глотку, и я не мог говорить. Я хотел позвать тебя, но не мог. Мне было так страшно! Так одиноко! Но я все ждал тебя! Я так долго умирал, мамочка… Я так долго горел в этой агонии…

Лидия зажала рот руками, сдерживая всхлипы. Роберт не понимал, что происходит. Зря он не пошел на тот злосчастный ужин, когда его четверо друзей познали чудовищные таланты Нины вскрывать секреты точно язвенные нарывы. Они оказались на месте Лидии неделю назад. И никому из них не хотелось оказаться на нем еще раз.

Внезапно Нина так резко встала, что кресло перевернулось.

– А ты, уличная шалава строила новую жизнь! Потаскуха! Шлюха! Фальшивка! – заорала Нина и смела со стола посуду.

На пол посыпались серебряные приборы, тарелки, бокалы со звонким треском разбились о мраморный пол. Испуганная Лидия вскочила из-за стола и отпрыгнула к задней стене. Нина забралась на четвереньках на стол и, скидывая посуду, ползла к Лидии, продолжая кричать:

– Стирала прошлое! Стирала меня! Трахалась с этими толстосумами, пока я подыхал в вонючей койке!

– Эрик! – заорал Роберт и вскочил с кресла, закрыв Лидию собой от чокнутой.

Эрик с Рудольфом схватили Нину за лодыжки и потянули, но она не сдавалась. Она брыкалась с неимоверной силой, швыряя во всех ножи, бокалы, тарелки, все, что попадалось под руки, и продолжала вопить:

– Они перестали вычищать из-под меня дерьмо, потому что знали, что я умираю! А ты отсасывала члены во имя новой жизни! Шлюха!

Наконец, им удалось стащить ее со стола. Вдвоем они еле сдерживали ее весьма мощные брыкания.

– Я кричал и кричал, пока жар кипятил мне мозги! Я звал тебя, мама! Тебя! Шалаву! Почему ты оставила меня? Почему, мама?

И тут Нина заревела нечеловеческим голосом, словно сам дьявол вырывался из ее глубин. Эрик растерялся, но не оставил хватку. Он смотрел на Рудольфа, тот шептал какие-то молитвы. Гребаный праведник! Это не поможет!

– Выруби ее! – орал Дэс.

– О, Господи! – кричали, забившиеся в угол, женщины.