Что ж, священник, должен признать, что у этой идеи были свои достоинства, и если бы я не боялся невезения, так как несчастье просто шло по пятам за этим человеком, то поработал бы над такой конструкцией. Конечно, там были очевидные недостатки, о которых я не преминул ему сообщить.
– Самое важное и оно же самое скверное, – сказал я, – это вот кормило и большой киль не позволят нам подходить к берегу или плыть по неглубокой реке. Возможно, там, откуда ты приехал, очень много бухт, где можно ставить корабли, но здесь нужно высаживаться на берег в любом удобном месте и быстро отплывать, если на тебя напали. Во-вторых, твою мачту будет сложно убрать, если стихнет ветер и придется идти на веслах. В-третьих, парус неправильной формы. Его невозможно будет растянуть как навес, чтобы провести ночь в море.
– Корабль можно оставить на глубоководье и отплыть на берег в небольшой лодке, – сказал он. – А для укрытия на корабле можно построить небольшие домики или, как мы их называем, каюты.
– Эти каюты будут мешать гребцам, – сказал я, – если только не сделать корабль широким и беспомощным или не посадить гребцов под палубу, как рабов на галерах Миттгарда, а свободные люди не должны грести в таких условиях.
– А вам, что ли, обязательно иметь весла? – спросил он, как малый ребенок.
Ответом ему был громкий смех. Даже чайки, летевшие по правому борту, там, где темной громадой возвышался берег, что-то презрительно прокричали.
– Ого… В тех землях, откуда ты приехал, уже приручили ветер? – хмыкнул Ялмар. – А что будет, если волнение стихнет на несколько дней и у тебя закончатся запасы…
– Можно построить достаточно большой корабль, чтобы брать с собой провизии на несколько недель, – сказал Джеральд.
– Если ты богат, как король, то можно, – заметил Хельги. – И такой королевский корабль, беспомощно торчащий посреди спокойного моря, станет легкой добычей для любого викинга – отсюда и до Йомсборга[55]
. Если же оставить корабль в море, чтобы разбить лагерь на берегу, то как укрываться от непогоды или обороняться, когда на тебя нападут?Джеральд словно бы осел и сгорбился. Торгунна с нежностью сказала ему:
– Некоторым людям просто недостает храбрости, чтобы попробовать сделать нечто новое. Я считаю, что это прекрасная идея.
Он улыбнулся ей слабой улыбкой уставшего человека, собрался с духом и сказал что-то о способе нахождения северного направления даже в облачную погоду с помощью камней, которые всегда указывали на север, если их подвесить на веревке. Я вежливо заметил, что был бы весьма заинтересован в том, чтобы он нашел для меня такие камни или узнал, где их можно достать, – и тогда бы я попросил купца привезти мне их. Но он и этого не знал, поэтому сразу же замолк. Кетиль начал было что-то говорить, но Торгунна смерила его таким взглядом, что тот замолчал, однако всем своим видом показывал, что считает Джеральда лгуном и проходимцем.
Вскоре ветер сменился на встречный, так что нам пришлось опустить мачту и взять в руки весла. Джеральд был сильным и решительным, но довольно неуклюжим, а его руки были настолько мягкими, что через некоторое время покрылись кровавыми мозолями. Я предложил ему отдохнуть, но он упрямо продолжал грести.
Наблюдая, как он раскачивается вперед-назад под унылый скрип уключин, как весло покрывается красной влагой в том месте, где он его касается, я много думал об этом малом. Он все делал не так, все, на что только способен мужчина, – так я думал тогда, не зная о будущем, и мне не нравилось, как Торгунна постоянно искала его взглядом, а потом долго смотрела, не в силах оторваться. Он не подходил моей дочери: безземельный, бедный и беспомощный. Однако я не мог понять, почему он мне так нравится. Был ли его рассказ правдой или всего лишь бредом сумасшедшего, я чувствовал, что он честен; и, конечно, то, как он появился у нас, было весьма странным. Я заметил порезы на его щеке от моей бритвы; он сказал, что не привык к нашему способу бритья, поэтому отрастит бороду. Он все старался делать с особым усердием. Я подумал, сколько пробыл бы в живых, окажись я в заколдованной стране из его воспаленного воображения, при том что бездонная пропасть отделяла бы меня от моего дома.
Возможно, его страдания и растопили сердце Торгунны. Священник, женщины – неуравновешенная порода, и поскольку ты не живешь с ними, то не понимаешь их так же, как я, который переспал с полусотней женщин в шести разных землях. Я не считаю, что они сами могут себя понять. Рождение, жизнь и смерть – это величайшие загадки, которые не суждено познать никому, а женщина гораздо ближе к ним, чем мужчина.
Плохой ветер окреп, море приобрело железисто-серый цвет и начало вздымать валы под низкими свинцовыми облаками. Почти не было видно, что там впереди. Когда зашло солнце, мы больше не могли грести и были вынуждены зайти в небольшой, пустынный залив, чтобы разбить лагерь.