Зря ты нанял меня, артефактор!

Он стал наматывать останки соломинки на палец. Наматывать и разматывать снова, как дурное и непостоянное кольцо. Мокки не смотрел на меня и говорил так тихо, что приходилось задерживать дыхание, чтобы разобрать его ускользающие слова.

— Я полжизни провел, пытаясь признать, что я гей. Потом я познакомился с Лиорданом на Долгой охоте (в которой участвовал, потому что нигде так легко и приятно не получается обворовывать знать, как во время их бешеных охотничьих развлечений). Мы встречались, а потом, когда во время одного городского праздника я захотел подойти и просто поздороваться, он… Он сказал гвардейцам, что понятия не имеет, кто я и что хочу от него, и меня утащили как городского сумасшедшего, свихнувшегося на принце, а в участке стало ясно, что я — тот самый вор, который так давно и неуловимо всех третирует. Я сбежал, пришел к Лиордану. Он, вместо того, чтобы признать, что он струсил, стал обвинять меня. Мы подрались. Очень плохая идея с сыном морской владычицы: на сей раз меня швырнули в дворцовую тюрьму. Потом Лиордан пришел и выпустил меня, тем самым активно спалившись для всех и вся вокруг. Как я мог трактовать это? «Ты меня любишь?» — спросил я его на прощанье. «Я принц», — сказал он. «Это значит «да?» «Это значит, что ты гребаный педик. Тебя никто не любит, ясно?». И я сбежал из Рамблы, и вынырнул на суше возле Зайверино. Те первые дни, когда мы с тобой прятались в лесах… Ты даже не представляешь, сколько во мне было злости. Меня обозвали, отвергли, а потом кинули подачку-свободу. Естественно, я до пепла хотел кому-то что-то доказать, и чем больше трудностей было в процессе — тем лучше. Квартал гильдий оказался идеальным местом. Но теперь… Скажем так, я все еще люблю порядок. Но еще я знаю себе цену. У меня есть вы с Тилвасом, которых я люблю. И которые любят меня. Безоценочно, без условий. Да и я сам себя люблю. Мне теперь вообще не придется отвоевывать власть, Джерри. Я просто приду и возьму ее — без крови, по праву, потому что я — достойный, и я лучшее, что может случиться с кварталом Гильдий. Я хочу, чтобы у тебя и у Тилваса было безопасное место. Я действую не чтобы доказать, а из другого чувства. Вот и все. Мой успех неизбежен.

К концу монолога он смял несчастную соломенку в какой-то невзрачный шарик, который теперь упрямо перекатывал между пальцами. Я молча отобрала у него это безобразие.

— Спасибо, что открылся мне, — тихо сказала я.

— Ой, давай вот без мозгоправских формулировок, Джерри, —  закатил глаза Бакоа.

— Просто ты даже не представляешь, как мне важно было услышать это.

— Я уже жалею, что варежку распахнул.

— Хм. Понятно: обсуждения не будет. Ну, может, тогда хотя бы обнимемся?..

— …Ну может.

Не успела я вернуться на свой шезлонг, как рядом с нами откуда ни возьмись появилась Галаса Дарети. Целительница бесшумно и неожиданно шагнула из глубокой темноты под парусом, будто бы из другого мира, и я не сдержала удивленного возгласа.

— Мокки научил меня ходить и таиться в тенях, как это делаю воры, — объяснила Галаса.

— А у тебя отлично получается! — одобрительно цокнул языком Бакоа.

Травница сокрушенно покачала головой, увидев металлический шарик его нового пирсинга.

Поколебавшись, она попросила:

— Может, ты снимешь его с языка, вор? Люди, приглашенные к сенатору, не ходят с пирсингом.

— Ага. А еще не планируют его убийство, так что забей, — отмахнулся Мокки и, довольный и гибкий, одним текучим движением поднялся с шезлонга. — Вам принести что-нибудь? На острове, думаю, будет не до еды.

— Любите море? — спросила я Галасу, которая оперлась на борт корабля и позволила холодному ветру трепать ее белые волосы, уложенные в изысканную прическу. Светло-салатовое платье потрясающе смотрелось на кофейной коже целительницы, ее грудь воздымалась оттого, как медленно и глубоко дышала Галаса.

— Очень, — она улыбнулась. — Но свой Лайстовиц люблю сильнее.

Мокки вернулся уже с Тилвасом и с деликатесом.

Все вчетвером мы стояли у борта корабля на палубе, негромко переговариваясь, угощая друг друга устрицами и морскими ежами. Постепенно все борта вокруг нас тоже оказались заняты: гости собрались здесь, когда до прибытия осталось недолго.

Под звуки арфы мы смотрели, как из густого вечернего тумана проступают очертания компактного острова, окруженного океанскими фонтанами, будто пиками садовой ограды. Длинная песчаная отмель, скалы, поднимающиеся ввысь, древний каменный замок на скале. Очень тяжелый, приземистый, с широкой центральной башней. Одна его сторона нависала над морем, и злые волны бились о валуны крепости.

— Да будет этот вечер незабываемым! — провозгласил распорядитель праздника, когда корабль мягко причалил к пристани.

— Это мы гарантируем… — пробормотал Талвани.

***

На берегу нас встречало около дюжины актеров. Одетые в черное с золотым люди стояли на пляже молча и торжественно, в руках у каждого горела свеча. Пламя отражалось в мелком бисере, котором были густо расшиты жилеты встречающих.