Когда мы вернулись, она сразу легла спать, не сказав мне ни слова. Я стоял за ее дверью, прислушиваясь, но потом все же ушел в свою комнату.
Оглядев кухню, я увидел, что кружкой, которую я выдал Грейс, явно не пользовались. Она либо еще не встала, либо избегала меня.
Скинув фермерские ботинки, я прошлепал босиком по коридору и остановился у двери ее спальни. Эта дверь всегда притягивала меня, как магнит притягивает металл. Мгновение я просто смотрел на дверь, затем приложил к ней ухо и внимательно прислушался.
Тишина.
Я прижался сильнее.
По-прежнему тихо.
– Что ты делаешь?
Вздрогнув, я отступил от двери и повернулся к Грейс.
На ней были коротенькие шорты из спардека, спортивный бра и кроссовки «Найк», волосы были собраны сзади в высокий конский хвост, грудь, живот и лицо блестели. Вытащив из уха наушник, она обеспокоенно уставилась на меня голубыми-преголубыми глазами.
– Извини. Я просто проверял, спишь ли ты. Сварил кофе и хотел узнать, не хочешь ли ты поесть, – пробормотал я, чувствуя себя дураком, а может, и слегка психом.
– Не хочу, – отрезала Грейс и с непроницаемым лицом пошла ко мне.
– Наверное, тебе стало лучше, раз ты отправилась на пробежку.
– Да. – Она взялась за ручку двери и открыла ее. – Тебе еще что-нибудь нужно?
Я заколебался, опустил взгляд на свои ноги, затем снова посмотрел на нее.
– Послушай, извини за вчерашний вечер. Я не должен был от тебя отгораживаться. Дело просто в том… – Я замолчал, просунув большие пальцы в петли джинсов.
– Просто – в чем? – спросила она, ее большие голубые глаза превратились в щелочки.
– Просто в Джо. Я всю жизнь имел дело с его дерьмом и не люблю говорить о брате. Прости. И я пойму, если ты захочешь уехать пораньше. Я возмещу тебе всю стоимость пребывания.
Я встретился с ней взглядом, пытаясь показать, что говорю серьезно и искренне. Если бы она захотела уехать, наверное, мне пришлось бы отнестись к этому с уважением. В глубине души я действительно считал, что ей лучше уехать. Моя семья никогда не приносила ничего, кроме неприятностей. С нами и с самыми близкими для нас людьми вечно что-то случалось. Мы были прокляты, наше ранчо было проклято, и земля наша была проклята.
– Я не могу просто взять и уехать, Келвин, и ты это знаешь. У меня сломана машина. – Грейс вызывающе вскинула голову.
– Знаю. Знаю. – Я поднял руки. – Я попрошу кого-нибудь приехать и разобраться в поломке… Кого-нибудь из автомастерской, чтобы тебе не пришлось иметь дело с моим братом-засранцем.
Она вытерла лоб тыльной стороной ладони.
– Прекрасно. Я собираюсь принять душ. Если, когда я выйду, будет готова яичница с беконом, я, наверное, ее съем.
Ее лицо оставалось суровым, но тон стал мягче. Я кивнул, и Грейс закрыла за собой дверь.
Я поспешил на кухню, чтобы приготовить завтрак. Да, Грейс стоило бы уехать, но я был счастлив, что она решила остаться… По крайней мере, часть моей души была счастлива – эгоистичная, жадная часть.
Час спустя Грейс вышла из ванной, одетая в джинсовые шорты и укороченный топ. Ее волосы были зачесаны набок, все еще слегка влажные, щеки были румяными, ресницы – темными и длинными, а губы – блестящими. Она все еще старалась выглядеть передо мной привлекательной. Хороший знак. Грейс всегда стоила того, чтобы на нее посмотреть.
Я быстро выложил сырный омлет и несколько ломтиков бекона на тарелку и поставил ее на стол рядом с чашкой свежего кофе. Усевшись, Грейс начала ковыряться в тарелке, пока я накладывал свою порцию.
Я сделал большой глоток кофе.
– Как приняла душ? – странный вопрос, я сам поежился, как только у меня вырвались эти слова.
Она прожевала кусочек бекона.
– Прекрасно.
– Как тебе еда? – спросил я, все еще не зная, о чем говорить. Все же это лучше, чем вопрос о душе.
– Прекрасно, – повторила она.
Я кивнул и отправил в рот полную вилку омлета, тщательно обдумывая слова, которые она сказала и не сказала. Она больше не заговаривала об отъезде, а я боялся спрашивать, боялся узнать, что она уезжает.
Грейс сделала глоток кофе, потом еще один, поставила кружку и повертела вилкой в тарелке.
– Я могу отменить сегодняшнее барбекю, если хочешь, – предложил я.
Она покачала головой.
– Нет, ты не обязан этого делать. – Грейс с трудом сглотнула, ее лицо смягчилось, когда она встретилась со мной глазами. – С днем рождения, Келвин.
Она произнесла это как бы через силу, но, слава богу, у меня все-таки был день рождения. Ты не можешь грубить кому-то в день его рождения и не можешь бросить его.
– Спасибо, – улыбнулся я.
Она откусила кусочек бекона, и несколько минут мы молча ели. Я знал: Грейс огорчает то, как мало я ей рассказал, но сейчас было неподходящее время. К тому же я не знал, что сказать и даже
Покончив с едой, я отнес тарелку в раковину. Грейс ковыряла в своей тарелке, потягивая кофе.
Я вымыл посуду, поставил в сушилку и начал прибираться: торопясь приготовить завтрак для Грейс, я здорово напачкал. На конфорках засохли яйца, на столешнице и плите остался жир от бекона.