Я слезла с его тела и несколько минут лежала рядом, лаская его изуродованное лицо. Мистер Уюткин превратился в окровавленное месиво.
Время действия лекарств было рассчитано идеально. Келвин оставался в сознании достаточно долго, чтобы понимать, что происходит, но погрузился во тьму в то мгновение, когда Харон прибыл, чтобы переправить его через реку Стикс.
Рукоять ножа была липкой, белая футболка Келвина представляла собой фантастическое полотно для цветного шоу. Как бумажное полотенце, впитавшее сок, пролитый разыгравшимся ребенком.
Это было неизбежно. Келвин сам накликал такой конец. Один из нас не ушел бы отсюда, и оставшимся должна была быть не я.
Мне следовало привести себя в порядок, но меня наконец-то настиг шок от того, что я натворила. Я сделала то, что сделала, потому что должна была так поступить, мне не оставили выбора.
Я унесла нож в кухонную раковину и снова и снова поливала его горячей водой и отбеливателем, как будто чистила мясной нож после потрошения рыбы. Частицы крови и внутренностей, которые успели высохнуть, изо всех сил цеплялись за режущую кромку, не желая исчезать в черной дыре раковины. Процесс был долгим и утомительным, я израсходовала уйму чистящих средств, а еще больше времени ушло на то, чтобы дважды и трижды проверить каждую деталь. Ни отпечатков пальцев, ни прядей волос, ни обрывков одежды. На ранчо не должно остаться ничего, что принадлежит или когда-либо принадлежало Грейс Эванс. Но, с другой стороны, так ли уж это важно?
Я выбросила пустую коробку из-под краски для волос в мусорный пакет рядом с ванной. Мои волосы, собранные в пучок, были покрыты краской темного цвета – моего естественного цвета.
Посмотрев на свое окровавленное лицо в зеркале, я наклонилась поближе и сняла синюю контактную линзу сперва с одного, потом с другого глаза. Теперь мои глаза сделались карамельными. Как только таймер на телефоне сработал, я полностью разделась.
Из душа поднимался пар, вода обожгла тело, это было приятно. Горячая жидкость становилась розовой, смывая с меня Келвина, стекая в канализацию.
Потом я постаралась полностью смыть краску с волос. Вытершись и одевшись, я осмотрела дом и прихватила из гаража канистру с бензином.
Закончила я обход в комнате Келвина, бросив на кровать рядом с ним те вещи, от которых нужно было избавиться, и те, которые помогут его сжечь. Было так много крови, что стало ясно – растопки не хватит. Я распахнула дверцы его шкафа, ожидая найти там одежду, но ничего подобного не увидела. Вздрогнув, я вскрикнула и чуть не упала навзничь. Включились три индикатора движения, каждый осветил прибитую к подставке голову. Но это не были головы животных. На лицах застыл страх, который женщины испытали перед своим последним мгновением.
Под головами были маленькие деревянные таблички с вырезанными на них именами – «Кристина», «Кайла», «Эмбер».
Я на мгновение закрыла глаза.
«Ты был еще безумнее, чем я думала».
Я покачала головой, заметив на стене еще две таблички. Над ними не было никаких подставок, только белая стена, чистый холст для его мерзкого искусства. На табличках значились имена «Бриана» и «Грейс».
Захлопнув дверцы шкафа, я повернулась к безжизненному телу Келвина.
– Лжец, лжец, тебе конец, – гневно прошипела я, поливая его бензином.
Я израсходовала всю канистру, чтобы он наверняка сгорел дотла. Одно чирканье спичкой – и его охватило пламя.
Выйдя на улицу, я переложила свои вещи в грузовик Келвина. Потом посмотрела на лес, решая, стоит ли поискать пропавшую девушку. Жива ли она вообще? Стоит ли так рисковать?
Надев солнцезащитные очки от Шанель, я направилась к пасеке со своим новым ножом в руке.
Лошади заржали, утки закрякали, когда я проходила мимо. Сухая трава хрустела под моими теннисными туфлями. Ближе к пасеке я услышала низкое жужжание пчел.
Я вошла в лес, раздвигая ветки, перешагивая через поваленные деревья. Как и говорил Келвин, ярдах в сорока за пасекой стоял небольшой деревянный сарай. Умирая, он наконец сказал правду.
Окна были заколочены, на входной двери висел большой замок.
Вытащив из волос заколку, я принялась трудиться над замком.
– Эй, – раздался голос в сарае.
Я не ответила.
Замок щелкнул, я распахнула дверь, и свет залил темную комнатушку, озарив женщину, которую я видела на полицейской фотографии. Она больше не выглядела такой сияющей – с тусклой кожей, сухой и грязной, с сальными волосами, собранными в низкий конский хвост. Ее запястья были скручены веревкой, одна нога привязана к столбу так, что пленнице оставалось около четырех футов свободного пространства.
Она посмотрела на меня, и ее лицо скривилось, по нему потекли слезы. Казалось, она смеется и плачет одновременно.
– Вы Грейс? – хрипло спросила она.
Я наклонила голову к плечу.
– Да. Откуда вы знаете?
Она издала вопль, похожий на плач, со смесью облегчения и печали.
– Келвин рассказывал о вас. Вы должны были заменить меня точно так же, как я заменила предыдущую девушку.