Мои ботинки застучали по ступенькам крыльца. Грейс уже стояла возле машины, открывая дверцу со стороны водителя. Вот она замерла, вот повернулась ко мне.
– Мне очень нравилось проводить с тобой время, – сказала она, и я впервые заметил ямочки на ее щеках, появляющиеся при улыбке. Не уверен, что они появлялись раньше. Наверное, я заметил бы что-нибудь такое милое, как ямочки на щеках Грейс, но возможно, я не все разглядел, потому что был очарован целым, а не деталями.
– Мне тоже нравилось проводить время с тобой. – Я направился к ней с улыбкой, широкой, как шестиполосное шоссе. – Увижу ли я тебя опять когда-нибудь?
Она взялась за верхнюю часть дверцы, взглянула на водительское сиденье, а потом снова на меня. Потеребила ключи, они слегка звякнули.
– Вряд ли, – наконец сказала она.
Теперь нас разделяло всего шесть футов. Просунув большой палец в петлю на джинсах, я качнулся на пятках. Мне нравилось, что она думает, будто уезжает. Это было мило.
– Прощай, Келвин.
Она села в машину и захлопнула дверцу. Вставив в замок зажигания ключ, слегка улыбнулась, а потом повернула его. Двигатель сказал лишь «щелк, щелк, щелк».
Она снова повернула ключ.
Щелк, щелк, щелк.
Двигатель не заводился.
Запаниковав, она попробовала в третий раз.
Щелк, щелк, щелк.
Музыка для моих ушей.
Размашистыми движениями Грейс закрутила ручку окна своего сломанного автомобиля и раздраженно спросила сквозь зубы:
– Ты вроде сказал, что починил машину?
– Я думал, что починил, – солгал я.
– Иди вперед и открой капот.
Подойдя к машине, я поднял капот и поиграл с какими-то проводами, делая вид, будто осматриваю и налаживаю это и то.
Дверца машины со скрипом открылась. Каблуки Грейс почавкали по гравию.
Боковым зрением я увидел, как она подошла; фыркнув, скрестила на груди руки и выставила бедро. Подходящее поведение для женщины, у которой нет ни исправной машины, ни сотового телефона.
– Ну, что не так? – с оттенком раздражения спросила она.
– Я не уверен. Я не механик, Грейс.
– Ты обещал, что починишь ее к сегодняшнему дню.
Я повернулся к ней. Зловещая улыбка медленно растеклась по моему лицу. Маска начала сползать.
– Я много чего обещал.
– Что, черт возьми, это значит? – почти закричала она.
Не в силах удержаться от смеха, я стремительно бросился к ней.
У нее не было времени среагировать. Грейс попыталась меня оттолкнуть, но я уже намотал на руку ее красивые светлые волосы. Она закричала так громко, что сорвался голос.
– Я обещал, что позволю тебе уехать, а мы оба знаем, что этого не произойдет, – сказал я, таща ее обратно к дому.
Ее ноги подкосились, она пнула по земле и потеряла одну из туфель. Так получаются Золушки.
Грейс принялась щипать, бить и царапать мои руки; ее ногти ранили меня до крови.
– Гребаная сука! – заорал я и, остановившись перед ступеньками, свободной рукой ударил ее сбоку по голове. Это было предупреждение.
Она вскрикнула.
– Отпусти! – завопила она, отбиваясь руками и ногами.
– Слишком поздно. – Я погладил ее лицо. – Тебе не следовало сюда приезжать, Грейс, но я рад, что ты приехала.
Я улыбнулся.
Грейс вытянула шею и цапнула меня за руку. Я недостаточно быстро ее отдернул, и зубы сомкнулись на моем мизинце.
С болезненным криком я ослабил хватку, Грейс упала на землю и еще сильнее сжала челюсти. Я попытался отстраниться, но ее зубы держали мой палец подобно тискам. Я ударил ее по ребрам ботинком со стальным носком, и она закашлялась, наконец-то открыв свой хорошенький ротик.
Мой палец превратился в кровавое месиво, виднелась кость.
Грейс перекатилась на бок, кашляя и давясь моей кровью.
– Это был неразумный поступок, Грейс.
Стоя на четвереньках, она пыталась подняться, а я оторвал рукав своей футболки и обмотал им руку. Боль была почти невыносимой, я надеялся, что доктор Рид сможет меня вылечить.
Я думал, Грейс попытается убежать. Я наслаждался погоней. Но вместо этого она полностью застала меня врасплох, бросившись на меня и ударив в живот, как линейный игрок на футбольном поле.
Задохнувшись, я упал навзничь. Не впервые из-за Грейс у меня перехватывало дыхание. С первого взгляда я понял, что она будет бойцом.
Ударившись спиной о ступеньку крыльца, я вздрогнул и перекатился на бок. Пока я приходил в себя, Грейс уже вбежала обратно в дом. Она что, никогда не смотрела фильмов ужасов? Никогда нельзя возвращаться в дом!
– Куда ты, Грейс? – закричал я, вскочив.
Когда я распахнул сетчатую дверь, в гостиной никого не было. В кухне – тоже.
– О, Грее-е-ейс… Где же ты? – позвал я, как ребенок, играющий в прятки.
Ответа не последовало, но я услышал в коридоре шарканье ног. Я пошел на шум не торопясь, почти нехотя, проводя пальцами по стене. Охота всегда намного веселее рыбалки.
Идя по коридору, я медленно напевал:
О, благодать, спасен тобой
Я из пучины бед;
Был мертв и чудом стал живой,
Был слеп и вижу свет[18].
Дверь в ванную была открыта, но там было пусто. И в комнате Альберта тоже. Оставалось две комнаты – та, в которой жила Грейс, и моя спальня.