Читаем Зубная фея летает на зубной щётке полностью

В жестяных стенках пробиты дырочки, для воздуха. На полу даже тряпочки нет. Левые бедро и плечо болели, видимо, её просто бросили внутрь и закрыли крышку. Такую крышку руками не открыть, если плотно сидит. Надо чем-то подцепить, ножом или ложкой. Причём, снаружи. Янка так делала, когда была большой, в Москве. Сейчас до крышки даже не допрыгнуть. В дырочки пробивался свет, синий от штор. Янка легла на спину, подложив руки под голову, и смотрела на стенку банки, как на звёздное небо.

Марк избавился от королевы. Он теперь король Марк. Её друзья в тюрьме. Она тоже. Игрушки оживают днём. А Марк ими командует. Что он говорил про замену? Там, на форточке? Свите найдётся замена? А ещё той ночью, когда Янка вышла из домика в шкурке пингвина, игрушки собрались перед дворцом, а Марк им что-то кричал. Что же он… Ещё не время? Ещё рано? Да, что-то такое. А сейчас, получается, не рано, сейчас пора. Вот, значит, какая замена свите. Вот кто оживил игрушки.

Янка на мгновение порадовалась тому, что она сейчас в плотно закрытой банке, а не в квартире, где игрушки бродят средь бела дня. Вздохнула, повернулась на бок.

Ой, этот бок болит! Она перевернулась на другой.

Попыталась представить, что Марк с ней сделает. Назначит на самую-самую жалкую работу? Отдаст игрушкам? Самое простое – ничего не делать, оставить её в этой банке и всё. Даже если её выпустят, о возвращении домой лучше забыть. Она навсегда останется в фейской квартире.

Думая о том, как долго продлиться это «навсегда» Янка заснула на мокрой от слёз жести.

Проснулась от голода. И ещё от чего-то. От шороха. Кто-то шуршал снаружи. Дырочки в стенках банки угадывались с трудом, значит, наступила ночь. Янка приподнялась на локтях. Левый локоть болел. Что-то звякнуло по жести. Скрежет, глухой стук. Похоже, кто-то свалился на ковёр. Снова шуршанье. Снова скрежет. Скрипнула крышка. Жесть брямкнула, прогнувшись. Кто-то залез на банку. Судя по звукам, под край крышки что-то пытались просунуть. Значит, за ней пришли. Если игрушки начали ходить днём, страшно подумать, на что они способны ночью. Янка отползла к стенке, села, обняв колени руками, глядя вверх. В спину кололи острые края пробитой снаружи дырки. С громким чпоком крышка отлетела, шурша, покатилась по ковру. В круглом отверстии на фоне белого потолка показался чёрный силуэт. Игрушка. С рогами. Нет, с ушами. Длинными, они свесились внутрь банки, когда игрушка наклонилась.

С ушами? Длинными? Янка знала только одну игрушку с такими длинными ушами, она лично её распотрошила неделю назад.

– Янка? – глухим шёпотом спросил зайчик.

Она помедлила, потом шепнула:

– Да.

– Ура! Я сейчас.

Заяц исчез. Снова что-то грохотнуло по жести, и в отверстие банки спустился отрезок рельсов от игрушечной железной дороги. Готовая лестница.

– Вылезай!

Янка полезла навстречу зайцу.

* * *

Внутри зайца был Степан, это он её освободил.

Банку никто не охранял. Выбраться изнутри всё равно было невозможно, а снаружи – игрушки, или тот, кто ими командовал – неприятностей не ждали.

Янка вылезла по пластмассовым шпалам, и на этом же куске железнодорожного полотна они вдвоём со Степаном и улетели.

Пол под ними освещали зелёные всполохи от светящихся глаз: всю квартиру заполонили ожившие игрушки. Но они не слонялись бесцельно, не искали с кем поиграть, а что-то ломали, куда-то тащили, чем-то стучали и двигались куда уверенней, чем раньше.

Машка и Фёдор встречали Янку со Степаном у домика феи-крёстной. В лес игрушки пока не заходили. Машка держала старую зубную щётку как солдат ружьё, «на караул». Янка сама удивилась тому, как она обрадовалась, что её леталку нашли. Она успела подумать, что придётся подыскивать себе что-то другое вместо привычной зубной щётки.

– У него не одна тюрьма. Ты была в детской. А нас феи-придворные сунули под перевёрнутую сушилку для посуды, – рассказывал Степан, пока Янка ела. – Ну, ты видела на кухне, такая, из блестящей проволоки. – Янка кивнула. – Поодиночке похватали, леталки отобрали и туда запихали. Главного фея тапочек поставили охранять.

– Слушайте, а большие куда смотрят? У них столько всего перетаскали. Сушилка, кофе, и это не всё. Должны же они спохватится, что чего-то не хватает. – Машка подсунула возмущавшейся Янке ещё один кусок сыра. – Ага, спасибо, два дня ничего не ела.

– А нету больших, – объяснил Фёдор. – Они на дачу уехали, на три дня, праздники у них какие-то. Мы-то про это не думали, а Марку главный фей настенных календарей подсказал. Вот он и выбрал время.

Фёдор протянул Янке виноградину.

– Ой, спасибо. А как же вы – ой! – Янка облилась виноградным соком. – Фу, – она вытерла шею, – как вы сбежали?

– С феей-крёстной? – хмыкнул Степан. – Вот уж это было совсем несложно. Нас фей тапочек сам отпустил, – Степан улыбнулся, вспоминая, – она ему пообещала ноги поотрывать. Он пачку соли, которая сушилку придавливала, скинул, и улетел. Ну, мы и выбрались.

– А где, кстати, крёстная?

Перейти на страницу:

Все книги серии Аэлита - сетевая литература

Похожие книги

Кабинет фей
Кабинет фей

Издание включает полное собрание сказок Мари-Катрин д'Онуа (1651–1705) — одной из самых знаменитых сказочниц «галантного века», современному русскому читателю на удивление мало известной. Между тем ее имя и значение для французской литературной сказки вполне сопоставимы со значением ее великого современника и общепризнанного «отца» этого жанра Шарля Перро — уж его-то имя известно всем. Подчас мотивы и сюжеты двух сказочников пересекаются, дополняя друг друга. При этом именно Мари-Катрин д'Онуа принадлежит термин «сказки фей», который, с момента выхода в свет одноименного сборника ее сказок, стал активно употребляться по всей Европе для обозначения данного жанра.Сказки д'Онуа красочны и увлекательны. В них силен фольклорный фон, но при этом они изобилуют литературными аллюзиями. Во многих из этих текстов важен элемент пародии и иронии. Сказки у мадам д'Онуа длиннее, чем у Шарля Перро, композиция их сложнее, некоторые из них сродни роману. При этом, подобно сказкам Перро и других современников, они снабжены стихотворными моралями.Издание, снабженное подробными комментариями, биографическими и библиографическим данными, богато иллюстрировано как редчайшими иллюстрациями из прижизненного и позднейших изданий сказок мадам д'Онуа, так и изобразительными материалами, предельно широко воссоздающими ее эпоху.

Мари Катрин Д'Онуа

Сказки народов мира
На пути
На пути

«Католичество остается осью западной истории… — писал Н. Бердяев. — Оно вынесло все испытания: и Возрождение, и Реформацию, и все еретические и сектантские движения, и все революции… Даже неверующие должны признать, что в этой исключительной силе католичества скрывается какая-то тайна, рационально необъяснимая». Приблизиться к этой тайне попытался французский писатель Ж. К. Гюисманс (1848–1907) во второй части своей знаменитой трилогии — романе «На пути» (1895). Книга, ставшая своеобразной эстетической апологией католицизма, относится к «религиозному» периоду в творчестве автора и является до известной степени произведением автобиографическим — впрочем, как и первая ее часть (роман «Без дна» — Энигма, 2006). В романе нашли отражение духовные искания писателя, разочаровавшегося в профанном оккультизме конца XIX в. и мучительно пытающегося обрести себя на стезе канонического католицизма. Однако и на этом, казалось бы, бесконечно далеком от прежнего, «сатанинского», пути воцерковления отчаявшийся герой убеждается, сколь глубока пропасть, разделяющая аскетическое, устремленное к небесам средневековое христианство и приспособившуюся к мирскому позитивизму и рационализму современную Римско-католическую Церковь с ее меркантильным, предавшим апостольские заветы клиром.Художественная ткань романа весьма сложна: тут и экскурсы в историю монашеских орденов с их уставами и сложными иерархическими отношениями, и многочисленные скрытые и явные цитаты из трудов Отцов Церкви и средневековых хронистов, и размышления о католической литургике и религиозном символизме, и скрупулезный анализ церковной музыки, живописи и архитектуры. Представленная в романе широкая панорама христианской мистики и различных, часто противоречивых религиозных течений потребовала обстоятельной вступительной статьи и детальных комментариев, при составлении которых редакция решила не ограничиваться сухими лапидарными сведениями о тех или иных исторических лицах, а отдать предпочтение миниатюрным, подчас почти художественным агиографическим статьям. В приложении представлены фрагменты из работ св. Хуана де ла Крус, подчеркивающими мистический акцент романа.«"На пути" — самая интересная книга Гюисманса… — отмечал Н. Бердяев. — Никто еще не проникал так в литургические красоты католичества, не истолковывал так готики. Одно это делает Гюисманса большим писателем».

Антон Павлович Чехов , Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк , Жорис-Карл Гюисманс

Сказки народов мира / Проза / Классическая проза / Русская классическая проза