Зверь

Я все больше и больше удивлялся и спросил: «Жак может попросить с помощью знаков любую еду, которая ему нравится?» — «Не любую, но ту, которую особенно любит. С первых дней, как меня приставили к нему, я заметила, что он очень любит яйца и хлеб. Однажды, когда он с жадностью ощупывал яйцо всмятку, я его забрала и пальцем изобразила небольшой овал на его левой ладони. Он рассвирепел, но не хотел повторить новый знак. Поэтому яйцо я ему не отдала, а вместо него положила на тарелку мясо. Жак был недоволен и ощупывал все блюда на столе — искал яйцо. На другой день я снова положила яйцо на тарелку и снова забра­ла, изобразив на левой ладони овальный знак. На этот раз он его повторил — и я вернула ему яйцо. С этого дня я начала придумывать новые знаки — для хлеба и другой еды».— «Знаешь, милая Соланж, ты была бы мне ценной помощницей в Санаке». — «Так вы живете не в Париже?» — «Нет. И я приехал, чтобы забрать с собой Жака». — «Вы хотите отобрать его у меня?» — взволновалась она. «Через какое-то время ты его снова увидишь. Пойми меня... Жак не может всю жизнь оста­ваться таким. Конечно, ты его уже многому научила, и я тебя поздравляю. Но этого же мало: ему нужно раз­вить свои первоначальные знания и образоваться, что­бы из него что-нибудь получилось».— «За Жака я спо­койна— он такой умный! Иногда мне кажется, что он все понимает, только прикоснувшись к моей руке. Если бы я только могла придумать еще какие-нибудь знаки! Но я их придумала уже все, какие могла. Больше не по­лучается. Всю прошлую ночь я думала, как ему объяс­нить, что у него тоже, как у меня, есть мать».— «И ты придумала?» — «Нет».— «Раз ты сама признаешь, что больше ничего не можешь придумать, значит, нужны какие-то другие способы, чтобы продолжить работу, так хорошо начатую тобой».— «Если бы я больше знала, то, уверена, справилась бы одна. Ему никто не нужен».— «Конечно, знаки, которые ты придумала,— интересные, но с их помощью Жак мог бы объясняться только с то­бой одной. Нужно, чтобы он мог попросить Фланелль или яйцо у любого другого. Он научится этому, но толь­ко когда будет знать алфавит и сможет им пользовать­ся так же, как ты и я». Соланж была готова запла­кать, она не понимала, как Жак мог бы обойтись без нее. «Если вы увезете Жака, то ведь ненадолго?» — «Это будет зависеть от его успехов. Тебе ничто не мешает приезжать иногда в Санак повидаться с ним. Можешь рассчитывать на меня: он будет помнить тебя». Никогда бы я не поверил тогда, что познакомился с той, которая будет впоследствии носить имя моего нового ученика.

Ивон Роделек замолчал.

—       Вы нам дали понять,— сказал председатель Легри, — что семья Вотье совсем не занималась сыном?

—       Я далек от этой мысли, господин председатель. Я пришел сюда не для того, чтобы судить других, а чтобы помочь ближнему.

—       Как прошло первое путешествие с вашим новым учеником? — спросил председатель.

—       Лучше, чем я предполагал. Соланж — мать ей разрешила провожать нас на Аустерлицкий вокзал — захватила с собой Фланелль, которую Жак гладил всю дорогу, пока мы ехали. Вечером мы прибыли в Санак, я велел там приготовить для ребенка комнату, сообщав­шуюся с моей. Нельзя было и думать, чтобы поместить его в общей спальне с глухонемыми или слепыми.

—      Были ли среди трехсот ваших воспитанников, — спросил председатель,— еще слепоглухонемые от рож­дения, кроме Жака Вотье?

—     Нет. Его предшественник, мой восемнадцатый уче­ник с такими же недостатками, прошедший курс обуче­ния, уехал за полгода перед этим. Он устроился учени­ком столяра — мне удалось подыскать для него это мес­то. Впрочем, для быстрого развития лучше, чтобы он был один. Я хотел, так же как и с предыдущими восем­надцатью учениками, лично заниматься с Жаком, опыт у меня был уже большой. Начать я решил прямо со следующего утра, сразу после сна.

—      Считаю необходимым, — заявил генеральный ад­вокат Бертье,— чтобы свидетель рассказал суду о мето­де воспитания, с помощью которого бесчувственный зве­реныш, каким был десятилетний Жак Вотье, превратил­ся в нормального интеллектуально развитого человека. Господа присяжные могут составить себе подлинное представление о его личности, скрывающейся за обман­чивой внешностью.

—      Суд разделяет точку зрения господина генераль­ного адвоката. Слушаем вас, мсье Роделек.

—      Ту первую ночь, когда Жак мирно спал под кры­шей нашего института, я провел в молитве и размышле­ниях о той тяжкой борьбе, которая предстояла мне на­чиная с завтрашнего утра. Я молил о помощи Богома­терь. Она всегда приходит к нам, бретонцам, на помощь в трудных делах. Она меня и просветила.