Зверь (сборник)

Между тем Джинни продолжала веселить любимую публику своими любимыми шалостями. Маленький мальчик бросил ей арахис, на который она не обратила внимания, потому что щеки ее уже и так раздулись от спрятанных во рту орехов. А взрослый мужчина кинул в вольер конфету, и уж ее-то Джинни мгновенно отняла у других обезьян, поскольку была самой крупной из них и пользовалась заслуженной репутацией опасного противника. Все, кроме хозяйки шляпки, затряслись от смеха, когда Джинни разделывалась с этой добычей, откусывая кусочки отделки и тут же выплевывая их. Затем она, наверное, в десятый раз повторила на бис свои кувырки на решетке. И как раз в тот момент, когда он крепко прижалась грудью к железным прутьям, какой-то неотесанный, хотя и щегольски одетый мужчина, движимый необъяснимым, поистине дьявольским порывом, обнажил длинную шпагу, доселе укрытую в трости, и кольнул ею обезьяну в пах. Завизжав от боли, она упала на землю, и все сразу изменилось. Волна ужаса загнала остальных обезьян на самую верхнюю площадку вольера. Ближайшие зрители замерли в оцепенении, кто-то закричал: «Как вам не стыдно!», а зеваки из задних рядов тем временем пытались подобраться к вольеру, чтобы выяснить, что здесь произошло.

Почему люди бывают такими жестокими? Это чудовище ранило несчастную обезьяну только ради удовольствия причинить боль живому существу.

Джинни отползла в дальний угол вольера и скорчилась там, с громкими стонами прижимая лапу к ране. Толпа на мгновение отшатнулась, а потом сгрудилась снова. Со всех сторон доносились крики: «А где же смотритель?», «Вызовите полицию!», «Нужно арестовать этого негодяя!».

Услышав шум, старший смотритель вздрогнул и побежал к вольеру, уже предчувствуя беду.

«Что случилось?» — спросил он, и со всех сторон посыпались торопливые ответы.

«Джинни ранена», — только и сумел понять из них Бонэми. А какой-то маленький мальчик взволнованно рассказывал: «Я видел, как он это сделал. Вон тот большой дяденька. Он уколол ее своей тростью».

Но «большой дяденька» уже растворился в толпе. И это, наверное, к лучшему, ведь если бы старший смотритель, пришедший в ярость от известия, что пострадала его любимица, поймал это чудовище в образе человека, то могла произойти еще одна неприглядная сцена, которая принесла бы зверинцу немалые убытки.

Джинни стонала в углу вольера. Один из служителей хотел помочь ей, но к обезьяне, казалось, вернулась вся ее прежняя дикость, и он так и не осмелился подойти. Бонэми поспешил к двери вольера, но тут появился хозяин и остановил его: «Не советую подходить к ней сейчас. Ты же знаешь ее нрав».

Да, Бонэми знал это лучше, чем кто-либо другой, но все-таки прошел за решетку.

Джинни сидела в углу, прижав лапу к ране в паху. Она негромко постанывала и свирепо смотрела на собравшихся вокруг, словно вспомнив былые времена. При его приближении она угрожающе фыркнула, но Бонэми наклонился к ней и заговорил: «Ну же, Джинни, не упрямься! Я хочу помочь тебе. Разве ты не узнаешь меня, Джинни?»

Наконец Бонэми добился своего, и она не стала сопротивляться, когда он взял ее на руки и осмотрел рану — небольшую, но глубокую и очень болезненную. Старший смотритель промыл рану антисептиком и заклеил пластырем. Джинни еще немного постонала, а затем притихла. Когда Бонэми вышел, она на свой обезьяний манер попросила его остаться, жалобно подвывая: «Эр-р, э-рр». Но он должен был вернуться в контору.

Наутро ей не стало лучше, к тому же она содрала пластырь. «Плохая Джинни, плохая», — отругал ее Бонэми. Она прикрыла глаза лапой и позволила наложить новый пластырь, но тут же принялась сдирать его, как только смотритель повернулся спиной. Он снова бранил ее до тех пор, пока вид у Джинни не стал виноватым или же испуганным. Однако, когда он в следующий раз зашел в вольер, пластыря на месте опять не было.

Теперь Бонэми приходил проведать ее по два раза в день, но она все так же стонала в своем углу, прижав лапу к животу. Когда он гладил ее, Джинни радовалась и тихонько подвывала «Эр-р, эр-р». Однако рана ее никак не заживала, а наоборот, опухла, воспалилась и временами кровоточила, и с каждым днем обезьяне становилось все хуже. Это была невыносимая сцена, когда Джинни, не прекращая стонать, прижималась к Бонэми всем телом и на свой обезьяний манер просила его остаться. Но она не подпускала к себе никого другого, и смотритель ломал голову над тем, как совместить заботу о ней с другими своими обязанностями. Наконец он нашел выход. Хозяин заявил, что Бонэми «сам обезумел», однако тот не отказался от своей идеи. Он взял Джинни на руки и отнес к себе в контору, а она, как ребенок, обхватила лапами его шею. Бонэми усадил обезьяну в кресло и укутал в шаль, и она, не отрывая глаз, смотрела, как он работает за столом. Она казалась почти довольной, но время от времени снова принималась со стонами подвывать: «Эр-р, эр-р». Тогда он протягивал руку и гладил ее по голове. Поворчав немного, она успокаивалась.