Зверь (сборник)

Но почти сразу же откуда-то неподалеку до нас донесся тот же лисий клич: «Яп-уррр!», и пес снова кинулся в очередную погоню.

Он бросился в темноту, прямо на север, оглашая окрестности гулким лаем не хуже сигнального гудка. Вскоре громкое «уф-уф!» стало приглушенным «у-у!», потом — слабым «у…», а позже и совсем исчезло. Должно быть, они пробежали несколько миль, потому что, даже приложив ухо к земле, я не смог ничего услышать, а ведь миля была легко преодолимым расстоянием для нахального лая Бродяги. Пока я дожидался его в темном лесу, было слышно, с каким нежным звуком капает вода: «Тинк-танк-тенк-тинк, та-тинк-танк-тенк-тонк».

Никаких ручьев в этой местности я не знал, и жаркой ночью он стал бы для меня очень приятной находкой. Но источник звука обнаружился у одной из ветвей дуба. Такая легкая и нежная песня, полная сладостных обещаний в этой ночи:

Тонк-танк-тенк-тинк
Та-тинк-а-тонк-а-танк-а-тинк-а

Та-та-тинк-танк-та-та-тонк-тинк
Пить-а-танк-а-тонк-пить.

Это мохноногий сыч исполнял песню «капающей воды».

Но тут неожиданно звук глубокого хриплого дыхания и шуршание листвы дали знать о возвращении Бродяги.

Он был полностью измотан. С языка, свисавшего почти до земли, капала слюна, бока раздувались и были покрыты пеной, как и грудь. На мгновение он перестал тяжело дышать, чтобы послушно лизнуть мою руку, а затем повалился на листву, заглушая все остальные звуки своим дыханием. Тут в нескольких футах от нас снова донеслось дразнящее «яп-уррр», и меня осенила догадка о том, что все это значит.

Мы приблизились к норе с лисятами, а старшие лисы по очереди пытались нас от нее увести.

Уже наступила поздняя ночь, поэтому мы пошли домой с ощущением того, что наша проблема почти решена.

II

Всем было известно, что в окрестностях завелась лиса со своим семейством, но никто не думал, что они настолько близко.

Лиса звали Шрамом из-за рубца, пролегавшего от глаза до уха; предполагали, что шрам этот оставила колючая проволока изгороди, под которой лис опрометчиво проскочил во время охоты на зайца, и когда шерсть на зажившей ране побелела, это стало его отличительной чертой.

Прошлой зимой мы с ним уже встречались, и я познакомился с примером его хитрости. Падал снег, я возвращался с охоты и пересекал поле у заросшей кустами лощины рядом со старой мельницей. Когда я запрокинул голову, чтобы посмотреть на лощину, то увидел лиса, бегущего издалека прямо в мою сторону. Я мгновенно встал как вкопанный, даже не повернув головы, чтобы не выдать себя движением, пока он не скрылся из виду в низине. Как только он спрятался, я пригнулся и побежал, чтобы перехватить его с другой стороны норы; ждал там достаточно долго, но так никого и не дождался. Тщательный осмотр выявил свежий след лисы, выпрыгнувшей из укрытия, и, проследив за ним взглядом, я заметил старину Шрама далеко позади себя, злорадно ухмыляющегося.

После изучения следов все стало ясно. Он увидел меня тогда же, когда и я его, но как настоящий охотник скрыл это, стараясь выглядеть беззаботно, пока не пропал из виду, а затем быстро обежал вокруг меня и развлекался, глядя на мою неудавшуюся уловку.

Весной я в очередной раз увидел, как хитер может быть Шрам. Мы с приятелем прогуливались по дороге у горного пастбища. Мы шли в тридцати футах от хребта, на котором валялись серые и бурые булыжники. Совсем близко от них мой друг сказал:

— Третий камень похож на лису, свернувшуюся клубком.

Но я не смог этого разглядеть, и мы прошли мимо. Спустя не так уж много времени ветер подул на булыжник, и поверхность его зашевелилась, как мех.

— Я уверен, что это лежит спящая лиса, — произнес мой друг.

— Сейчас увидим, — ответил я и обернулся, но только успел шагнуть с дороги, как Шрам (а это был он) вскочил и побежал.

Середина пастбища была выжжена огнем и напоминала широкий черный пояс; лис проскользнул по нему к невыгоревшей желтой траве и скрылся из виду. Он постоянно наблюдал за нами и не двигался, пока мы шли по дороге. Самым интересным здесь было не то, что лис напоминал окраской булыжники и выгоревшую траву, а то, что он знал об этом и умел это использовать себе на пользу.

Вскоре нам пришлось убедиться, что Шрам и его супруга считают наши леса своим домом, а наш скотный двор — своей вотчиной.

Следующим утром поиск среди сосен выявил большую земляную насыпь, нарытую за несколько месяцев. Она должна была вести к норе, но никаких следов этого мы не нашли. Общеизвестно, что когда новую нору роет действительно хитрая лиса, всю землю она оставляет у первого входа, но выход из туннеля делает где-то в отдаленной чаще. Потом она закапывает этот хорошо заметный вход, чтобы пользоваться только вторым, потаенным.

Итак, немного поискав, я обнаружил на противоположной стороне холма настоящий вход в нору, а также признаки того, что внутри нее был выводок лисят.