Вот кто отдал Древнему
– Я ведь говорила, что несдержанность погубит тебя.
Фенрир ощутил, что его самого будто придавило каменной глыбой. Распластавшись на земле, он не мог пошевелиться, только рычал, не разжимая пасти.
Мука длилась и длилась, а ярость застилала взор алым. Он потерял счет времени, пока откуда ни возьмись, раздался волчий вой. Мелькнуло молнией бело-рыжее пятно. Увлеченная истязанием Мойра не заметила его и была сбита с ног. Кирос повалил её на спину и, щелкая зубами, пытался дотянуться до горла. Атропа голыми руками сжала его пасть, и они покатились по траве и щебню. Дочь Мааре обладала не человеческой силой, не достаточной, чтобы совладать с Проклятым, но её хватило, чтобы заставить ликана жалобно скулить.
Хруст костей и предсмертный вопль щенка, подстегнули Фенрира не хуже плети. Он прыгнул из последних сил и сделал то, что не раз представлял себе в красках. Оторвал голову беспринципной гадине и брезгливо повел мордой. Кровь Неотвратимой Атропы оказалась с тем же гнилым душком.
Фенрир не успел перевести дух, как водный полог лопнул, и стремительный поток обрушился на поле брани. Фенрир прижался к земле, ощущая, как вода смывает все запахи, остатки страшной и неправильной магии и отголоски собственной боли.
Он так и лежал, пока все не стихло. Солнце осветило долину, тучи рассеялись, но холодный ветер продолжал дуть. Зверь поднялся на четвереньки, отряхнулся и вскинул голову. Много раз он видел поля сражений, залитые кровью и усеянные изувеченными телами, но в тот миг сдержать вой переходящий в человеческий крик было невозможно.
Хлюпая босыми ногами по лужам, перешагивая через павших товарищей, он подошел к подопечной, лежащей ничком, и опустился на колени. Она была жива. Нить связи оплетала и грела ноющее сердце.
Фенрир обнял Кхалессу, убрал с лица мокрые волосы, коротко поцеловал в губы. Она судорожно вдохнула, закашлялась и посмотрела на него красными от слёз глазами.
– Мааре… она осталась там вместе с ним.
Он гладил возлюбленную по спине, успокаивал, но и сам ощущал, как внутри все разрывается на части. Смерть не имеет лика, если почивших множество. Однако стоит ей обрести какой-то образ, как она оставит отпечаток даже в памяти того, кто видел её тысячи раз.
Мааре предвидела свой конец.
Где стоял Древний, остался выжженный круг, почва в нём высохла и потрескалась. Там же лежал меч. Рукоятка, испещренная золотыми символами, переливалась на солнце.
– Что будем с ним делать?
Кхалесса вытерла слёзы, мазнула равнодушным взглядом по ключу.
– Он достанется всем и никому.
Вокруг стояла удивительная тишина и отныне она ознаменовала начало нового мира, мира в котором они обрели свободу.
Ветер приносил запах близкой воды и соли. Но эта морская свежесть больше не казалась благосклонной, напротив – удушливой.
Привалившись спиной к стене одной из построек, Фенрир дотронулся до незаживающей раны на боку и стиснул зубы. Он не мог обратиться, а без посторонней помощи город ему не покинуть. Близился рассвет, совсем скоро его обнаружат.
Взгляд зацепился за украшенный резным орнаментом источник, коих на здешних улицах было множество. Хромая Фенрир подошел к роднику и протянул ладони под льющуюся кристально чистую воду, смывая запекшуюся кровь с рук, лица и шеи.
В груди теплилась надежда, что выжившие члены Братства уже далеко отсюда и защитят свою госпожу, спрячут её тело, а после вернут к жизни. Он тяжело опустился на колени и уперся лбом в каменный бортик.
Передохнуть, всего пару мгновений и можно идти дальше.
Всё изменилось так стремительно, рухнули надежды на мирную жизнь. Союзники стали врагами, вскормленными на лжи распространяемой тем, кто должен был быть мертв. Чистилище не могло в полной мере сдержать Древнего. Через пространство и время, медленно, но верно он поселил смятение и страх во многих поколениях заклинателей. А страх объединяет. Он наделяет общими целями, стремлениями. Ведь если посадить куст дамасской розы среди темнокрылых зарослей кипариса, то он погибнет, гонимый тенью и прохладой неприветливых кущ. Вот их и гнали, разрушали все, что некогда было ими создано. Демиург сделал магов своими марионетками, связал со своей волей, и каждый из них питался его ненавистью, что сковывало их единое
– Утопиться решил?
Инстинкты подвели, и если бы говоривший задумал его убить, хватило бы взмаха меча. Проклятый неуклюже завалился набок и попытался отползти. Затуманенным взором скользнул по фигуре напротив. Женщина в тёмно-синих шелках, казавшихся почти черными в предрассветных сумерках, наклонилась, подхватила под руки и помогла встать.
– Мне не нужна твоя жалость, – пошатнувшись, прорычал Фенрир.