Зверь в отражении. Трилогия в одном томе

Сбавил шаг только у самых городских ворот. Стена призванная защитить город от штурма просто осыпалась мелким щебнем. Под ногами хрустела грязно-желтая соль, валялись сломанные пики и выбеленные кости – зловещие погремушки. Стены домов торчали обломками почерневших зубов. И только башни замка уцелели каким-то невероятным чудом.

Я вошел в город по узкой тропинке – все что осталось от широкой центральной улицы. Повсюду лежали тела жителей – грубые манекены, большие и маленькие. Все они замерли навсегда. Пригнутые головы, выставленные вперед руки, в тщетной попытке укрыться от неведомой силы.

То что выжгло здесь жизнь, пощадило не только башни, но и величественную статую во внутреннем дворе дворцового комплекса. Я снова остановился, на сей раз пораженный красотой и невероятным мастерством давно ушедшего к предкам скульптора. Хотя, создать такое могла и магия.

Изваяние женщины было тонким и изящным. Длинноволосая, облаченная во что-то вроде туники. Голова слегка наклонена, руки вытянуты перед собой ладонями вверх. Постамент под её босыми ногами был груб и не отесан. Ещё она была крылатая. Распахнутые, словно дева желала объять ими все вокруг, и разительно отличающиеся друг от друга. Левое крыло казалось лёгким и невесомым (насколько таким может казаться камень), а правое – кожистым и рваным, с когтями на сгибе. И весь её облик отражал эту двойственность. С одной стороны юная девушка, невозможно прекрасная, с закрытыми глазами, пухлыми губами, плавными изгибами фигуры, которая с другой стороны преображалась в угловатость. Проступали кости, выпирали ребра. Лицо с пустой глазницей, острой скулой и беззубой трещиной рта.

На камне под её ногами оказалась выбита надпись. Врядли я бы отыскал перевод в словаре, но в мозгу, жуком-короедом свербила мысль узнать кто это. Возможно, её образ олицетворял некий священный дуализм, и ей поклонялись, как божеству. Вероятно, я был недалек от истины, и потому не осмелился подойти ближе. Перед постаментом находилось столько погибших, что некуда было ступить. В миг неминуемой гибели, люди искали спасения под сенью её крыльев.

Я задрал голову и заметил в высоком стрельчатом окне башни фигуру в балахоне. Она не двигалась. Новая вспышка – резкая, настойчивая. Мглистый свет, окутывающий всё вокруг, начал затухать. Смеркалось? Видимо, даже в мертвом мире существовало некое подобие ночи.

Я сильнее стиснул в руке найденное оружие, постоял немного и направился ко входу в башню. Проём наполовину завалило камнями и пришлось отбросить в сторону большой валун, чтобы пролезть внутрь. Я спрыгнул на пол в темном коридоре и пройдя немного вперед наткнулся на лестницу. Узкие выщербленные ступени, петлей уходили ввысь. Я мысленно застонал, разом ощутив навалившуюся усталость.

От кладки каменных стен тянуло холодом и сыростью, здесь отчетливо пахло пылью – вездесущей, похожей на пудру, от неё щекотало в носу. Там, снаружи, я не различал никаких запахов, а ведь смерть была разлита в воздухе. Здесь же пространство отмерло, под крышей теплилась жизнь. Тщедушная, на последнем издыхании, но все-таки жизнь.

Комната на самом верху оказалась удивительно большой, с лестницами на второй и третий яруса, где громоздились полки с книгами. Внизу стояли столы, заваленные всевозможным барахлом: пергаментами, склянками больших и малых размеров, как в химической лаборатории, дощечками, камушками, пучками сухих трав. В глиняных горшках с землей, торчали искореженные странные растения. Пишущие принадлежности, обломанные перья. Со стола, стоявшего у самого окна, на пол стекали чернила. Они расползались по звездной карте (наверное, это была звездная карта) и напоминали кровь.

– Пришел, наконец-то, – прокряхтел низенький старец, слезая с подоконника, – не испугался. Я ждал! Я знал!

Не могу сказать, от чего я растерялся больше: от того, что человек говорил на вполне понятном для меня языке или от того, что никто не попытался напасть.

– Ждал?

– Есть пророчество, что в час великой нужды явится зверь и с ним придёт спасение. Но смотрю, что ты человек. Хоть здоровый и лохматый, но человек.

У меня дернулся глаз. Старик повесил на кончик носа смешные круглые очки с треснутыми стеклами, и присмотрелся получше.

– Или не зря? – Седовласый незнакомец покосился на палицу.

– Я не желаю зла.

Он серьезно кивнул и заковылял к столу. Суетливо взмахнул руками и на пергаментах появились деревянные блюда со скудной снедью. Ржаной хлеб, запотевший кувшин с водой и два подпорченных яблока.

– Что осталось, – он поджал губы.

Пить хотелось просто убийственно. Осознал я это только в тот самый миг. Прислонил к стене у входа палицу, потоптался растерянно. В выцветших голубых глазах старца было столько сумрачной силы, спокойной уверенности и достоинства, что даже стало как-то неудобно думать о нем плохо.

Я взял кувшин и жадно приник к нему, не удосужившись налить воды в стакан. Опустошив его почти полностью, ощутил прилив сил, в голове прояснилось.