Звери малой земли

Мёнбо вернулся домой ближе к концу недели, после заседаний с товарищами по коалиции, в которую, в едином порыве борьбы за независимость, вошли представители политических движений всех направлений: анархисты, коммунисты, националисты, христиане, буддисты и чхондоисты. Мёнбо был одним из руководителей коммунистов, но в их рядах были те, кто считал, что основная борьба должна разворачиваться преимущественно по линии противостояния буржуазии и пролетариата, богатых и бедных, а не в ходе сопротивления корейцев японцам, как всегда полагал сам Мёнбо. Анархисты верили, что любой общественный порядок несет в себе разрушение и угнетение. Националисты были консерваторами, многие из которых видели больше перспектив в развитии США, а не Кореи. К тому же националисты были столь же непримиримыми с коммунистами, как и с японцами. Христиане были по большей части пацифистами, хотя и среди них были те, кто с радостью совершал покушения на японских генералов и губернаторов, прежде чем приставить дуло пистолета к собственной голове. Все группы были уверены в том, что Япония была готова сдать каждого корейца на работу в шахты, а каждую кореянку – на службу в бордель для нужд военных, прежде чем признать поражение. Разногласия возникали из-за того, как именно стоило подорвать Японию изнутри до наступления этой страшной перспективы.

По возвращении домой Мёнбо обнаружил письмо от Дани. Его жена лично приняла послание от почтальона. Письмо лежало нераспечатанным на его письменном столе, но Мёнбо все равно покраснел до ушей при мысли, что его супруга – особа исключительно рассудительная – скорее всего отметила аккуратный женский почерк на конверте. Жена Мёнбо была старомодной аристократкой, которую приучили считать, что ревность для женщины – прегрешение хуже, чем походы на сторону для мужчины. Если бы он вдруг привел к ним в дом вторую жену, как это делали многие господа в его положении, она бы приняла ее безо всяких возражений. И все же Мёнбо ни разу не обманул ее, даже тайно. Он ощутил досаду оттого, что после стольких лет верности на него теперь легло клеймо подозрения за участие в чем-то неблаговидном и недостойном его как человека. Однако отрицать, что он в какой-то миг ощутил истинную страсть к Дани, было невозможно. Мёнбо открыл и быстро прочитал письмо, которое Яшма записала под диктовку Дани и которое не содержало ни намека на тяжелую болезнь. Он быстро принял решение оставить послание без внимания.

В отличие от Мёнбо, Сонсу прочитал письмо Дани с некоторым подобием теплых чувств. Сонсу все еще изредка вспоминал себя в юности и впадал в грезы об утраченной невинности, несмотря на плотный слой глянца, которым покрыла его жизнь. Последняя не столько даже ожесточила его внешне, сколько укрыла его внутренний мир блестящей беспористой пленкой. При виде письма от Дани его сознание переполнили приятные воспоминания, в которых царили ароматы весны. Он не мог отрицать, что некоторые из наиболее существенных моментов его жизни произошли при ее непосредственном участии. Более того, в любом рассказе или романе, выходившем из-под его пера, можно было обнаружить едва уловимые напоминания о Дани. Она была чернилами, которые фиксировали все его мысли. Она была выдающейся женщиной во всех отношениях.

Но идея повидаться вновь с Дани не особенно вдохновила Сонсу. Дани было уже 56 лет. Он же теперь искал встреч с куртизанками младше собственной дочери. Встреча с Дани никак бы не стимулировала его на возобновление их отношений. Отказ ей оскорбил бы не только ее чувства, но и его собственные. К тому же лицезреть то, как поблекла ее красота и насколько она растеряла очарование, ему не хотелось. А потому он написал в ответе, что она подарила ему самые нежные воспоминания и он желает ей наилучшего, но их жизни давно разошлись в две разные стороны. Естественно, если она нуждалась в деньгах, то он был готов помочь ей в меру своих возможностей. Все эти мысли были выражены в исключительно изящной и уважительной манере. Он перечитал письмо с удовлетворением писателя, который горд за результат своих трудов, даже если это просто обычное письмо.

* * *

– Подождите, пожалуйста, здесь, – сказал молодой секретарь Яшме, указывая на кресло с жесткой спинкой у входа в кабинет. Огромный гараж был заставлен машинами, военными грузовиками, грудами шин и автозапчастей. Механики ритмично передвигались среди нагромождения вещей. Пара японских офицеров, приехавшая на бронированном грузовике, что-то втолковывала специалисту. В уголке было организовано небольшое огороженное пространство, использовавшееся как офис. У двери выстроился ряд стульев, который служил своеобразной комнатой ожидания. Яшма тихонечко сидела и завороженно смотрела на то, с какой скоростью работали сотрудники Ханчхоля. В гараже трудилось по меньшей мере 30 человек – по большей части молодежь, но были и люди с волосами, в которых уже поблескивала седина.