Зверополис. Несгибаемые (СИ)

Пребольно впившись когтями в спину львицы, зверь резко проник в неё, тем самым подчёркивая своё превосходство и самодовольство и полностью отдаваясь своей страсти. Вспыхнувшая между лап боль заставила Луциллу громко вскрикнуть, из глаз невольно потекли слёзы. Жертва насильника не могла сказать, сколько этот кошмар длился для неё. Время невероятно растягивалось, и каждая секунда мучений казалась дольше минуты, мир превращался в боль и невероятное унижение. Лонгтэйл же не придавал чувству времени никакого значения, ему сейчас было не до этого. Он продолжал надавливать на львицу всем своим мощным весом, шумно выдыхая после каждого движения. С каждым грубым толчком тигр раскатисто порыкивал и подминал под себя тихо всхлипывающую львицу. Лапы Луциллы, связанные за спиной, потеряли чувствительность из-за давления верёвок и тяжёлого тела, а из глаз катились на потрёпанное постельное бельё слёзы. Тигр насиловал её, а всё, что она могла, это лишь рыдать в постель да пускать кровавые слюни из разбитой ударом пасти. Каждый раз после особо грубого толчка она издавала протяжный стон боли и жмурилась до огненных брызг в глазах, горячая плоть ненавистного врага внутри неё жгла сильнее огня. Лонгтэйл, наигравшись в одной позе, перевернул тело львицы на спину и вновь продолжил своё дело. Каждый раз, когда она особо громко всхлипывала или пыталась что-нибудь сказать, он, не прекращая насилия, бил её по морде, получая удовольствие от страданий и стонов. Наконец стал подходить апогей. С каждой минутой тигр продолжал наращивать темп, неумолимо приближая себя к бешеному чувству опьяняющего наслаждения. Чувствуя, что точка невозврата всё ближе и ближе, он стиснул зубы и больно прижал Луциллу окровавленной мордой к кровати. Ещё несколько резких движений -- и копившийся внизу живота бурлящий жар достиг своего апогея и растёкся мощными волнами по всему телу. Тигр задрал голову и, закрыв глаза от взметнувшегося волною наслаждения, издал громкий и протяжный рык. Громко и прерывисто дышащий зверь, с бешено бьющимся сердцем, дрожа всем телом, буквально рухнул на Луциллу сверху. Дождавшись, пока остатки бурного экстатического взрыва и бесстыдного наслаждения покинут его, он отстранился от своей жертвы. Измученная болью и насилием львица уже не могла разобрать даже звуков. Её словно парализовало -- бедная хищница не могла выдавить из себя ни слова, не могла даже вдохнуть. Всё ещё тяжело дыша, Лонгтэйл застегнул ремень, отряхнул брюки, затем подтянул к себе за ухо застонавшую львицу, уже потерявшую способность к восприятию реальности.

-- Это твоя расплата за глупость, -- прошипел он. -- Ещё одно необдуманное решение -- повторю. Не один раз и не один я. Поняла?

По морде замученной почти до потери сознания львицы медленно стекала сукровица, смешиваясь со слезами, в нос её лез едкий запах слияния двух тел. Не дождавшись ответа, Лонгтэйл бросил Луциллу на пол и больно наступил ей на связанные лапы.

-- За челюсть в расчёте, -- прохрипел Лонгтэйл, глядя на слабо щевелящуюся Луциллу и упиваясь её беспомощностью.

Хрустнув позвонками шеи, тигр грубо ухватил львицу за хвост и поволок её в коридор. Бедная хищница верещала от жгучей боли, только Сириус не обращал на вопли никакого внимания. Протащив её мимо закрытых дверей, он остановился рядом с кладовкой. Бесцеремонными и болезненными пинками он втолкнул её в крошечное помещение, львица упала на пол и ударилась головой о стену. Мерзавец улыбнулся очередной отвратительной мысли и, спустившись, полностью стащил с Луциллы брюки и остальное бельё, оставив совершенно голой. Фыркнув, Лонгтэйл захлопнул дверь и запер пленницу на замок.

Все мысли из головы Луциллы были выметены безумным актом звериного наслаждения Лонгтэйла. То, что могло случиться с каждой женщиной, слишком внезапно настигло её, и понимание этого медленно снисходило. Львица, с величайшим трудом пережившая эти минуты чудовищного унижения, забилась в самый дальний угол, сжалась в комок и отчаянно зарыдала, трясясь всем телом. Кровавое нападение на банк, несколько смертей на её глазах и жестокое убийство отца, последним действием в жизни которого была попытка спасти единственную дочь, поражающее своей циничностью и жестокостью изнасилование, остатки боли, что до сих пор бродили в теле львицы -- всё сплелось в груди львицы в тугой узел, буквально раздавливая сердце и волю. С трудом дыша, Луцилла рыдала и рыдала, продолжая тихо сотрясаться на полу.

-- Папа... -- сквозь всхлипывания шептала она, чувствуя, как болит избитая и начавшая опухать морда. -- За что мне это всё?..

***