«Фрукты, – сообразил Барсукот. – Вода содержится во фруктах. Фруктовый сок – вообще отличная штука». Он вернулся обратно в проём единственного крошечного окошка, выходившего во внутренний двор с неподвижными – ни дуновения ветерка! – как будто искусственными фруктовыми деревьями. На деревьях спали крошечные обезьянки, даже во сне строившие отвратительные гримасы. Под деревьями храпели вомбаты и пара гиеновидных собак. Барсукот осторожно протянул лапу к ближайшему дереву. Ещё немного – и он дотянется до фиолетовой грозди чего-то, что кажется вполне сочным… Барсукот подцепил гроздь когтем, но она оказалась слишком тяжёлой, сорвалась вниз и упала прямо на морду вомбату. Тот хрипло крикнул:
– Батяня-а-а! Батяня-вомбат!
Истошно завизжали проснувшиеся мартышки. Гиеновидные собаки зашлись хриплым лаем. Вомбат, которого назвали Батяней, вскочил и заголосил:
– Тр-р-ревога!
Барсукот юркнул обратно в комнату и прижался к стене. Не хватало ещё, чтобы его тоже посадили в темницу.
– Чего галдите? – послышался во дворе недовольный голос Рафаэллы Старшей. – Сейчас всю резиденцию перебудите! У моего сына Рафа на нервной почве бессонница, он принял муху цеце, а вы шумите прямо под окнами!
– Так ведь тревога… как бы… – неуверенно отчитался вомбат. – Нападение…
– «Как бы нападение», – передразнила его жирафа и склонила длинную шею, разглядывая гроздь на земле. – Созрели финики. Упали с дерева. Это повод устроить истерику? Когда действительно произошло нападение, когда похитили нашего Рафика, вы почему-то молчали. Теперь, когда ничего не происходит, вы не даёте изысканно страдающим жирафам поспать. Заткнитесь сейчас же! – Она топнула копытом.
Лай, визг, пыхтение и рычание стихли. Барсукот услышал, как цокает прочь Рафаэлла Старшая.
Несколько минут ничего не происходило – а потом в комнату через открытое окно влетел кокос.
– В бомбоубежище, – простонал во сне Гриф. – Мама, отведи меня в бомбоубежище.
Барсукот метнулся к окну. На пальме во дворе сидела каракал Каралина. Её огромные глаза светились зелёным, глаза Барсукота засветились так же, и на секунду ему показалось, что где-то в точке пересечения этих лучей что-то заискрило и вспыхнуло, как неуловимая молния, как разряд электричества, поднимающий дыбом шерсть. Он пригляделся: шерсть на спине Каралины тоже встопорщилась. На соседней с Каралиной ветке сидели две маленькие мартышки.
– Тревога? – шёпотом спросила одна другую. – На нас напала кошка-воровка? Будем визжать?
– Не будем, – решительно отозвалась вторая мартышка. – А то жирафа нас наругает. Она сказала молчать – значит, надо молчать.
– Я не напала, не беспокойтесь, – любезно сообщила Каралина. – Я просто принесла моему другу кокосов. – Она швырнула в окошко ещё один кокос. – Они не из резиденции, я сама их добыла в саванне, так что это не воровство.
– Я очень признателен. – Барсукот повертел в лапах кокос. Он только что чрезвычайно ловко его поймал и надеялся, что Каралина заметила. – Звери моего вида обычно не включают в свой рацион орехи, но раз такая прекрасная дама меня угощает…
– Я не прекрасная дама. – Каралина скривилась, как будто только что надкусила кислый лимон. – Я дикая кошка саванны. И я тебя не угощаю, а спасаю от обезвоживания, потому что мне тебя стало жалко, эти изысканные уроды уморят кого хочешь. Ты понял меня, барсук?
– Я – Барсукот, – с достоинством поправил её Барсукот. – Не понимаю, каким образом гигантский орех утолит мою жажду?
– Найди на скорлупе мягкое место, проткни его когтем – и там будет молоко.
Каралина махнула хвостом – и тут же исчезла с пальмы, будто нырнула в другое измерение.
– Погоди! Я даже не успел спасибо сказать!
Ответа не последовало.
«Боже, какая стремительность, какие ловкость и грация! – подумал, глядя в темноту, Барсукот. – Она почти что как я. Почти такое же совершенство». Он повертел кокос в лапах и нащупал небольшой круглый участок, где в скорлупе было что-то вроде отверстия, затянутого лохматой коричневой кожицей. Барсукот проткнул кожицу когтем, поковырял – и выпил через дырочку несколько глотков кокосового сока, восхитительного на вкус.
Лишь перед рассветом, когда дохлая рыба-месяц стала бледной и растворилась в мутно-сизом, как стоячая вода, небе, Барсукот забылся некрепким, тревожным сном. Почему-то снилась ему Нина Пална из села Охотки: она бегала и прыгала по двору резиденции Изысканных, улюлюкала и визжала, а её охотничьи собаки тихо, угрожающе рычали.