– Это очень смело и дико, – уважительно покивал Барсукот. – Но сейчас права самок волнуют меня не так сильно, как… как волновали бы в какой-то другой момент. Сейчас меня волнует мой Барсук Старший. Мы перерыли всё, но так и не нашли письма Рафаэллы! – Барсукот в ярости спрыгнул с книжного стеллажа на антилопью беговую дорожку – тренажёр, разогнался, оттолкнулся, перемахнул через всю комнату и принялся остервенело драть травяное панно.
– О, я тоже всегда что-то деру, когда мне надо сосредоточиться и подумать! – Каралина присоединилась к Барсукоту и полоснула вышитого оленя по животу.
Они так увлеклись, что даже не успели заметить, чья лапа, Барсукота или Каралины (а может быть, они сделали это вместе), распорола панно, – но тугие нити травы порвались, и ошмёток панно очищенной банановой шкуркой свесился к полу, а на оголённой стене, приколотый тонкой иголкой кактуса, остался засохший фи́говый лист с сиреневым отпечатком копыта, исписанный ровным почерком.
Глава 20, которая может кончиться чем угодно
Гриф расправил крылья, гордо вздёрнул клюв, откашлялся и спросил:
– Готов?
– Готов. – Зрачки Барсукота стали огромными, как кокосы, а шерсть стояла дыбом вдоль позвоночника, на животе и боках.
– Ты лучше немного сдуйся, – посоветовала Каралина, – а то Изысканные тебя не узнают.
Они сидели на Неприступной Стене втроём: Барсукот, Гриф Стервятник и каракал Каралина, а рядом с ними стояла корзинка для сбора улик. Отсюда, сверху, открывался хороший обзор на площадь, усыпанную клочьями шерсти, рыбьими костями и мусором. Толпа ушла, Китоглав улетел, в небольшом оцеплении гиеновидных собак осталось только семейство притихших, трясущихся сурикатов. Семья Изысканных в окружении верных вомбатов расположилась у почти засыпанной Страшной Ямы. Раф с Рафаэллой Младшей наблюдали за финалом казни, а утомлённая Старшая прикорнула прямо на пыльной земле. Вомбаты орудовали лопатами, завершая начатое толпой. От алого солнца остался только куцый огрызок, торчавший из горизонта, – как будто его тоже казнили и закопали. В закатном свете песок на лопатах и в яме отливал запёкшейся кровью, и оттуда, из этой песчаной коросты, высовывались шея и голова антилопы и уши Барсука Старшего. «Сколько может Барсук не дышать – и может ли он дышать под песком? Может быть, его уже нет в живых?» – спросил себя Барсукот. Словно чудом уловив безмолвный вопрос, ухо Барсука Старшего трижды дёрнулось. Их условный сигнал, сообразил Барсукот: «Я в беде, спаси».
– У меня к тебе просьба, Лина. – Барсукот немного подсдулся, но всё равно напоминал испуганный меховой шар. – Если мы не вернёмся… Если нас зароют в яме, и мы… ну, ты понимаешь… Передай, пожалуйста, в Полицию Дальнего Леса рапорт через Слона Связи. Текст из трёх слов я уже продумал: «Подозреваем жирафамать прощайте».
– Передам. Поспешите.
Каралина направилась было прочь, перепрыгивая с одного заострённого зубчика крепостной стены на другой, но вдруг замешкалась, вернулась к Барсукоту – и с обезоруживающей нежностью потёрлась щекой и вибриссами о его вибриссы и щёку. Гриф старательно отвернулся и сделал вид, что ничего не заметил.
– Это только на случай, если тебя казнят. – Она снова двинулась прочь. – Иначе я бы не стала.
– А… на случай, если меня всё-таки не казнят, – где тебя искать? – Барсукот коснулся лапой щеки, будто пытаясь поймать и удержать, как мотылька-однодневку, прикосновение дикой кошки саванны.
– В скалах, – ответила Каралина, не обернувшись.
– Ну, пора. – Гриф Стервятник спикировал с Неприступной Стены на площадь.
Барсукот, напружинившись, спрыгнул за ним.
– Это письмо с приказом посадить нас в неисправую мамбу, которое получила антилопа Илопа. – Барсукот вытащил письмо из корзинки с уликами, положил перед Рафом и Рафаэллой и прихлопнул сверху лапой, как будто это был самый сильный, самый неоспоримый козырь в решающей карточной игре. – На фи́говом листе с печатью изысканного копыта.
– Это письмо с приказом сбросить с борта Барсуков Полиции Дальнего Леса, полученное Китоглавом, вожаком авиакомпании «Китоглавиа», совершавшим совместный полёт с «Аистиным клином» сутки назад. – Гриф Стервятник вытянул из корзины клювом ещё один фи́говый лист, очень похожий на предыдущий, и аккуратно положил перед жирафами. – С печатью такого же изысканного копыта.
– И что из этого? – Жираф Раф брезгливо уставился на фи́говые листки.