Звезда Аделаида - 2

Северус решил, что в ближайшее время, ещё до «действа сверчков» подскажет Квотриусу, чтобы переписал он прежнюю, такую романтическую оду о любви под ночным осенним небом, в травах, сложенную в походе, с трансфигурированного более опытным магом из простой, грязной овечьей шкуры пергамента на пергамент… обычного происхождения. А то профессору мысль одна, игривая и печальная одновременно, в голову пришла. Что вместе с ним исчезнут апппппсолютно все вещи, им же и сотворённые. И волшебного происхождения пергамент обретёт вновь свою овчинную сущность, и ода радостной любви под струями тёплого, сентябрьского дождя, которой не страшен даже пугающий любого человека из «этого» отсталого времени, гром, исчезнет. И Веритасерум не оставит следов на дне походной фляги, и свежесваренное мыло («Сварю завтра же!») не оставит даже воспоминаний о том, что когда-то, совсем недавно, им мылись и стирали, и даже то вполне материальное сооружение, что он всё никак не соберётся сделать, но перед собою обязался - сделать до свадьбы перегонный куб. И тот, со с таким трудом изогнутой паяной медною трубкой, исчезнет… чтобы всего через несколько десятилетий взаправду появиться у оседлых кельтов. Ведь именно в этом, пятом веке началась перегонка сивухи в более крепкие и, если можно так выразиться, благородные напитки. Бритты-ирландцы сделают прототип виски, своей ышке бяха, а скотты - переселенцы из северо-восточной Ирландии - королевства Ульстер в Каледонию - что-то, что в девятнадцатом веке станет до боли родным и знакомым отвратительным скотчем, а в двадцатом и двадцать первом - любимым алкогольным напитком Ремуса.

Теперь пора возвращаться обратно, поставить зелье на магический огонь, а самому вернуться к пирующим как ни в чём не бывало, выпить сладкого, крепкого вина, чтобы согреться хоть немного и поесть хотя бы хлебов, а не будоражащего ноздри и нездорового для пищеварения агнца. Впрочем, и второго уже давно съели эти нажористые, ведь к ним подключились и проголодавшиеся Папенька, и министр. Куда же тут дождаться «какого-то» Господина дома? Снова аппарировать домой, для начала в комнату и не забыть переодеться в свежую шерстяную, тёплую - только что из сундука - тунику, а лучше сразу две.

Вдруг Северус замечает, что в дверь барабанят и кричат чужими, пьяными голосами на вульгарной латыни:

- Открывай давай, Господин этого нечестивого, ёбаного дома! Все вы, Снепиусы - гнусные и грязные мужеложцы!

Снейп открыл, как был, одетым в странную, мягко говоря, одежду - некогда да и не для кого переодеваться, когда кричат… такое. Взглянул и ужаснулся - в жопотищу пьяные Фромиций и Вероний держат за руки отчаянно извивающегося Квотриуса, визжащего что-то про свой возлюбленный изменчивый северный ветер, который куда-то подевался, мол, улетел, оставив его одного среди пустоты вселенской.

Ясно - у Квотриуса очередной да какой сильный припадок. Но почему он осмелился выйти из комнаты, где прятался от всех, кроме Северуса, столь долго? И откуда такие оскорбления и далекоидущие выводы со стороны, хоть и упившихся, но всё же, представителей великого рода Сабиниусов старшими, не считая отца, старшими братьями. Неужели же они, как и Гарри, не умеют пить? В это что-то нмикак не верится… Северус думал сейчас о своём, профессор не побоялся назвать его так хотя бы мысленно, итак, именно своём семействе. Однако главное сейчас - вызволить Квотриуса из лап этих разбушевавшихся и, конечно же, испугавших Квотриуса, пьянчуг и успокоить его, приласкать, быть может, даже поцеловать на глазах Сабиниусов. А плевать Снейп на них хотел… с Астрономической Башни.

- Итак… начнём-с глумёж над алкашами…

- И матерь моя, высокорожденная патрицианка из дома Божественного Кесаря Гонория, тоже? - внешне, о только внешне спокойно спросил Северус.

- Мы не о матерях, а об этом полукровке - бастарде зазорном. Да и о тебе, Господин дома, ты та ещё штучка, а прикидаваешься… - уже спокойнее продудел раскрасневшийся и пыхтящий от напряжения Фромиций.

Многим известно, что сумасшедшие в припадке значительно, в порядки раз сильнее нормальных людей, вот и приходилось братьям вдвоём сдерживать обезумевшего вконец и не узнающего Северуса, неистово и отчаянно вырывающегося Квотриуса. Вдруг Квотриус обмяк в их хватке, практически повиснув на их локтях, и прослезился.

- Северу-ус! Ты вернулся ко мне или… к той блудливой жен…

- Хорошо ещё, что о Гарри не вспомнил…

- Да, мой возлюбленный брат Квотриус, к тебе и только к тебе. Прости, что меня не оказалось рядом, когда тебе стало хуже. Говори же, что они сделали тебе.

А вы оба - быстренько да споренько, дабы не ушибся он о пол, отпустите брата моего - бастарда! Не виновен он ни в чём, ибо безумен еси. Разве не заметили вы сего?

Да и что произошло, что оскорбили вы дом мой и мужчин всех - Господ, домочадцев и даже гостя в нём?! Вижу я, пьяны вы оба вне всяческой меры, вот и мелете всякую чушь! - на громких тонах «разъяснил» Северус двум не только обжорам, но и «доблестным» пьянчугам, к тому же.