Звезда атамана

– Однако желающих наказать нашего Григория Ивановича набралось много, – насмешливо хмыкнул начальник разведки – парень в шапке-кубанке, с завитыми в колечки пшеничными усами по фамилии Шопенко, и натянул кубанку поглубже на голову, чтобы не сбило на скаку ветром. Впрочем, кубанка на то и кубанка, чтобы ее не сбивало на ходу, – как, впрочем, и папаха. Папахи тоже прочно держатся на голове. – Много, много, – Шопенко пальцем подправил свои форсистые усы и выбросил в темноту крепко сжатый кулак с фигой. – Только вот что вы получите, а не Григория Ивановича… Понятно? Начальник разведки привстал в стременах и скомандовал: – Уходим! На этом все.

В следующее мгновение разведка котовцев растворилась в темноте.

Сентябрь девятнадцатого года котовцы провели в походах – то надо было догонять своих, ушедших вперед, то перемещаться на новое место, под Киев, стычки, которые происходили у бригады, были мелкими, частыми, надоедливыми. Для Григория Ивановича гораздо лучше был один серьезный бой, чем тридцать незначительных схваток, которые только ломают расписание привалов, нарушают аппетит на обедах, да пугают лошадей.

Дожди в ту теплую осень выдались частыми: только затихнет один, некрупный, ласковый, как начинает шуметь второй дождь, помощнее, не успеет пройти он, последними своими строчками сбить с веток листья, как уже подступает третий, холодный, с неожиданно родившимся ветром, и хорошо бывает, если жизнь у такого дождя оказывается недолгой.

В конце концов бригада от дождей начала страдать: земля настолько насытилась влагой, напиталась, что в некоторых местах сделалась бездонной, словно болото, пушки приходилось вытаскивать на плечах, хрипеть, надрываться, выплевывать в грязь свои легкие, – все это у котовцев было, все они перетерпели и в начале октября определились на постоянные свои позиции около деревни Новая Гребля.

Постоянным позициям, – а это отрытые в полный рост окопы, бригада сменила стоявший здесь раньше интернациональный полк, – котовцы обрадовались: можно будет хотя бы немного перевести дух, прийти в себя, устроить постирушки, если уж на то пошло, и дать отдых лошадям.

Позиции перед котовцами занимали белые – полновесный батальон: восемьсот штыков, двенадцать пулеметов, хозяйство в том батальоне было налаженное, в землю беляки вгрызлись по всем правилам военной науки: и окопы с ходами сообщений у них имелись, и стрелковые ячейки, вынесенные вперед, и колючая проволока, прикрывавшая наиболее уязвимые места, была протянута, и кухни, немецкие, передвижные, дымились вкусно.

В общем, с таким набором удобств воевать можно было долго. Но Котовский получил приказ: сбить белый батальон с позиций. А приказы, как известно, существуют для того, чтобы их выполнять. Котовский вздохнул невольно: белые – это не австрияки и не германцы, не румыны, а свои же, русские люди, очень близкие (заполняя документы, анкеты, Григорий Иванович в графе «национальность» писал: «бессараб») – приходилось уничтожать близких людей, а это было непросто, надо было ломать собственную душу, но как бы там ни было, пришлось браться за разработку плана действий.

Помогал Котовскому Каменский. Толковый был человек, со светлой головой, в прошлом офицер с тремя звездочками на погонах – поручик. Это Каменский подсказал командиру совершить крюк около станции Рудница и оторваться от противника, маневр тот удался, – помогал бывший поручик командиру во всем.

Впрочем, был он не только бывшим поручиком, но и бывшим эсером, – с партией эсеров Каменский порвал…

В ту темную октябрьскую ночь, – было это седьмого числа, – громыхнул тяжелый бой. Котовский признался потом, что «никогда до этого и после этого во все время Гражданской войны» ему «не приходилось видеть такого жестокого боя, поистине смертельной схватки».

Началось все с нескольких атак белых, последовавших одна за другой, которые состригали все с земли, даже траву. Они были успешно отбиты – деникинцам не помогли ни пулеметы, ни орудие, открывшее беспорядочную слепую стрельбу, а потом, когда предрассветное пространство сделалось серым и стало немного видно, котовцы молча поднялись и пошли в атаку. Такие атаки называются встречными.

Белые растерялись – слишком неожиданной была атака, хотя деникинцев, во-первых, было больше, чем котовцев, во-вторых, двенадцать пулеметов могли за несколько минут превратить в фарш не только небольшую кучку атакующих, а и целую дивизию.

Могли, да не сумели – котовцы сблизились с белыми, и началась рукопашная.

Бой был жестоким, это признал, как мы видим, даже сам Котовский, – стрельба затихла, раздавались только мат, сопение, смачные удары прикладами, стоны, да хриплое сдавленное дыхание.

Спешившийся эскадрон котовцев низиной обошел позиции белых и отрезал им дорогу к мосту, переброшенному через болотистую речку… Когда деникинцы поднялись и кинулись к переправе, их встретили дружные залпы винтовок и карабинов, – оказались белые зажатыми на небольшом участке земли.