Звезда Че Гевары. История кубинских интернационалистов

Сомалийские власти в свою очередь предпринимали усилия для того, чтобы убедить советское правительство в справедливости своей политики в отношении Эфиопии. Не отрицая революционного характера нового эфиопского режима, сомалийское руководство постепенно демагогически начало использовать в переговорах с СССР некоторые из положений провозглашённой администрацией Дж. Картера «правозащитной дипломатии». Находившийся в конце мая-начале июня в Москве с неофициальным визитом вице-президент Сомали М. Али Самантар во время переговоров с советским министром иностранных дел А. А. Громыко, встречах с генеральным секретарём ЦК КПСС Брежневым и заведующим международным отделом ЦК КПСС Б. Н. Пономарёвым сделал акцент на нарушение прав национальных меньшинств в Эфиопии, в частности сомалийцев в Огадене. Таким образом, апеллируя к советскому руководству в терминах, взятых на вооружение правящей администрацией США, он одновременно, посылал своеобразный сигнал Вашингтону, показывая, что Сомали готово в случае «непонимания» со стороны СССР, обратить свой призыв к его главному геополитическому противнику[139]. После «холодного» приёма в Москве сомалийское руководство встало на путь разрыва связей с Советским Союзом и «наведения мостов» с США.

23 июля 1977 года Сомали развернуло полномасштабную военную агрессию против Эфиопии с целью отторжения от неё провинции Огаден. М. Сиад Барре принял решение о вторжении на территорию Эфиопии, будучи вдохновлённым сигналами, которые подавала ему администрация президента Дж. Картера. Эксперт по Африканскому Рогу из Совета Национальной Безопасности, бывший сотрудник ЦРУ в Эфиопии Пол Хенце писал советнику президента З. Бжезинскому: «Окончательное решение о вторжении похоже было принято только… после того, как сомалийцы пришли к выводу, что они могут с уверенностью рассчитывать на получение американской военной помощи»[140]. Это было сделано несмотря на предупреждение Сайруса Вэнса, который убеждал Дж. Картера в целесообразности воздержаться от оказания помощи Сомали. По мнению госсекретаря военная помощь Могадишо с большой вероятностью подтолкнёт М. Сиада Барре к вторжению в Огаден и тем самым даст повод для советского и кубинского вмешательства в конфликт, так же как это случилось с вторжением ЮАР в Анголу в 1975 году[141].

Сомалийским войскам отмобилизованным и подготовленным в течение нескольких лет с помощью советских военных советников, имевшим на вооружении большое количество бронетехники, тяжёлой артиллерии и боевых самолётов, уже к концу августа 1977 года удалось далеко продвинуться в глубь эфиопской территории и перерезать единственную железную дорогу, связывавшую Аддис-Абебу с морским портом на Красном море. Государственный секретарь США Сайрус Вэнс в беседе с министром иностранных дел КНР Хуан Хуа заявил: «Думаю, что сомалийцы одержат победу… Установят контроль над Огаденом»[142].

В августе Менгисту Хайле Мариам вновь обратился к Кубе с просьбой о направлении кубинских воинских частей в Эфиопию для отражения сомалийской агрессии. Ф. Кастро ответил отказом. Кубинский руководитель в телеграмме от 16 августа 1977 года, направленной главе кубинской военной миссии в Эфиопии генералу Арнальдо Очоа, объяснял это невозможностью такого небольшого государства как Куба, имевшего ограниченные ресурсы, вести одновременно боевые действия в двух крупных странах Африки: Анголе и Эфиопии. При этом Ф. Кастро подчеркнул: «Ты не можешь себе представить с какой душевной болью даётся мне каждый подобный отказ»[143].

Другой важной причиной, из-за которой кубинский лидер, воздерживался в первые месяцы после начала сомалийской агрессии посылать кубинские войска в Эфиопию была начавшаяся после прихода к власти Дж. Картера попытка нормализации отношений между Вашингтоном и Гаваной. 8 марта 1977 года советник по Латинской Америке Совета национальной безопасности США Роберт Пастор в меморандуме З. Бжезинскому сформулировал главные задачи, которые должна была решить новая администрация в отношениях с Кубой: «Снизить зависимость Кубы от СССР; стимулировать Кубу к прекращению вмешательства за рубежом; продемонстрировать «третьему миру» способность Соединённых Штатов терпимо относиться к режимам, имеющим иную идеологию или политическую систему; улучшить положение с правами человека на Кубе; получить компенсацию за конфискованную после Кубинской революции североамериканскую собственность»[144].