Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…

– Эх, Михаська!.. Теперь бы только поднабраться терпения да соблюсти все неизбежные приличия!.. – как-то уж мрачно произнес Станислав.

– В смысле? – не понял его Михаил.

– Знал бы ты, до чего же это не в моей сути, целовать ручки всем дамам кряду!.. Какая же это для меня мука!..

– О, Станек!.. Но если этого не делать искренне, любая из дам почувствует, что ты только соблюдаешь «dekorum».

– Ничего они не почувствуют!.. – ускоряя шаг, сказал, как отрезал, Станислав. – Всех их приводит в умиление, что удостаиваю их этой чести…

Неожиданно около одного из зажжённых фонарей, освещающих площадь для прибывающих к усадьбе экипажей, Станислав придержал Михаила за локоть:

– Осмотри меня, братишка, внимательно. Нет ли нареканий к моему внешнему виду?..

Михаил принялся выполнять просьбу друга, добросовестно осматривая его со всех сторон…

Станислав стоял перед ним во всем своем великолепии – в элегантном чёрном пальто, с белым

шелковым шарфом на шее, в чёрном цилиндре на голове. Высокий, статный, холеный, он уже был сосредоточен на чем-то очень важном для себя, судя по взгляду его карих, лучистых глаз…

– Ну, что я могу тебе сказать, братишка… Только одно: как всегда, неотразим! – сказал Михаил, не найдя нареканий к его внешнему облику. – Как говорится – ни пылинки, ни соринки, ни складочки! Сорочка, жилет, бабочка и перчатки безупречно белоснежны. Ну-ка, – приподнял он рукоятью своей трости лацкан пальто Станислава, – давай-ка посмотрим с тобой, как там твоя бутоньерка поживает… Не завяла еще?..

– Ну? И как? – усмехнулся Станислав. – Не завяла?..

– Цела, братишка!.. Цела!.. И до чего же она красива, эта бутоньерка твоя!.. До чего же изящно сработана! Просто чудо какое-то!.. – залюбовался Михаил бутоньеркой друга.

– Да-а-а… Красива!.. – взглянул и Станислав на свою бутоньерку… – Подарок деда… Память о нем, – аккуратно расправил он лепестки белой розы и веточки зеленого рипсалиса, выполненные из тончайшего шелка и составляющих композицию этой миниатюрной бутоньерки. – Когда-то давно, когда я был совсем еще маленький, привёз он себе комплект всевозможных бутоньерок из Лондона. Вот эта – одна из них… Я люблю носить бутоньерки, доставшиеся мне в наследство от деда… Во-первых, мне это помогает ощущать его присутствие где-то совсем рядом с собой, во-вторых, преимущество искусственной бутоньерки от живых цветов всегда очевидно: они никогда не вянут и их не требуется по нескольку раз за вечер менять… Тем более, братишка, у нас на сегодняшнем балу не будет времени на устранение подобных недочётов… У нас будет много других, более интересных задач… Не правда ли, – подмигнул он озорно Михаилу.

– Правда! – смущенно ответил ему Михаил…

– А теперь, Михаська, дай-ка, и я осмотрю тебя со всех сторон. А также проверю, не завяла ли твоя бутоньерка…

– Моя бутоньерка, братишка, тоже никогда не завянет, – погладил Михаил рукой место, где под полой его пальто скрывалась прикрепленная к лацкану фрака бутоньерка. – Ведь она точно такая же, как и твоя, и когда-то тоже принадлежала твоему деду… И это твой подарок мне… Я всегда буду беречь её и всегда, беря её в руки, буду вспоминать и тебя, и твоего деда, барона Ландсбергиса.

Станислав улыбнулся стоящему перед ним своему другу, одетому точно так же как и он сам – в чёрное элегантное пальто с белым шарфом на шее и в чёрном цилиндре на голове. Аккуратные бородка и усики, черные локоны волос до плеч, мягкая улыбка на устах и во взгляде больших, синих глазах. Высокий… Ладный… Завораживающий…

– Граф! Средневековый граф! – не в силах оторвать от него своего взгляда, вымолвил Станислав. – Пошли, братишка! Нас ждут с тобой великие свершения! – приобнял он его за плечи и увлёк за собой в сторону распахнутых ворот имения господ Медведских.

Длинная аллея, ведущая от центрального входа усадьбы господ Медведских до парадного входа в их особняк, была сплошь засажена цветами георгинов, роз, табака и ночной красавицы. Теми же цветами были засажены и аллеи парка, примыкающего к особняку. Цветы, чаруя своей красотой, издавали благоуханный аромат, который нет-нет, да перебивал аромат хвойных деревьев, окружающих имение.

– Ах, Станек!.. Ах, братишка!.. На какую ногу дом поставлен!.. – залюбовавшись двухэтажным особняком с высоким белокаменным крыльцом и шестью колоннами у парадного входа, воскликнул восторженный Михаил… – Каков размах! – всё продолжал он восхищаться, осматривая большую чашу фонтана, где в центре находилась высокая скульптура Нептуна.

– Да! Усадьба знатная… Нечего и говорить!.. – согласился с ним Станислав, созерцая на струи фонтана, которые завораживающе искрились в свете ночных фонарей и бились, как казалось, высоко-высоко, в самое небо, наполняя воздух влажной свежестью.