Звездная карта царя Саула

– Бабка – сказочная, – закусывая пирогом, оживленно кивнул Добродумов. – Она, видишь, и накормила нас, и живой воды дала, – он кивнул на бутылку самогона у основания пенька, – и дорогу к озеру указала, сюда, значит, в оазис, и о враге напомнила: сама, Андрей, сама! – назидательно погрозил он пальцем. – Вот и не верь после того в волшебные ситуации. Вещая бабка! – Добродумов разлил еще самогону, теперь до самых краев, и выпил свою порцию разом. – Как в сказках! Ты – добрый молодец, герой, Василису идешь спасать. А я… я…

– А ты? – поинтересовался Крымов.

– А я как Конек-горбунок! Или как щука волшебная? Или как рыбка золотая? Я – магическая сила природы, Андрей! Вот кто я таков! – Егор Кузьмич прихватил ополовиненную бутыль. – И пьем мы воду живую!

– Вот что, горбунок, я тебе еще раз говорю: с живой водой осторожнее, – вновь предупредил товарища Крымов, глядя, как тот уже наливает по новой. – И кому я это говорю каждый раз?

– А я и не знаю кому, – пожал плечами Егор Кузьмич.

– Займусь-ка делом, – сказал Крымов.

Он достал телефон, который Егор Кузьмич именовал «волшебной машинкой», и стал кликать мини-указочкой. Егор Кузьмич пил и говорил, говорил и пил. Время от времени направлялся к соседним деревьям справить нужду. Но говорить не переставал. Оба не заметили, как стало смеркаться и холодать.

– Твое молоко помогло бы! – с доброй насмешкой бросил Егор Кузьмич, разбираясь со второй бутылкой. – Куда бы делся, старатель, если бы не я? И не бабуля волшебная? – В очередной раз предупредил: – Пойду-ка я облегчусь…

Но направился не к деревьям, которых было в изобилии и к которым он ходил прежде, а к берегу озера.

– Ты не нырни смотри, – предупредил его Крымов.

– Не учи ученого! – вальяжно ответил Добродумов. – Красота-то какая! Эдем!

– Нашел, Егор Кузьмич! – крикнул в спину ему Крымов. – Нашел!

– Чего нашел, грибы, что ль? – не оглядываясь, спросил тот.

– Точно – мухоморы! – оживленно крикнул Крымов. – Я о Растопчиных и об этом Самозванцеве! Так ведь и знал… Открыть тайну?

– Валяй, Андрей, открывай, – дал добро Егор Кузьмич, широко расставляя ноги на обрывистом берегу. – Орошу-ка я здешнее озерцо, – с благостью в голосе сказал он. – Сольюсь, так сказать, с графским водным пространством! С землицей-то уже слился! Наберусь силы от водицы! Славный самогон, славный! Я бы с бабкой волшебной обменялся бы рецептурой! Слово бы фамильное нарушил!

– Слушай внимательно, – громко сказал Крымов. – Максимилиан Лаврентьевич Растопчин, папаша, был учителем у Павла Самозванцева в бобылевском педагогическом. Поэтому ученик и вышел с больничного, решил встретить учителя. Понимаешь? Уважить, так сказать. Растопчины сюда и не совались эти два дня – при заме-то его. Сегодня вечером или ночью папаша и сын напоят этого Самозванцева, если только он у них не в доле, и сделают подкоп. – Крымов даже привстал с деревца. – Егор Кузьмич, понимаешь ты или нет?

– А мы их опередим! – уже пустив струю в графское озеро, вовсю журча, также вальяжно бросил Егор Кузьмич. – Мы им яйца-то накрутим, в петелечку их!.. – Вдруг пошатнулся и, возопив: «Андрюша, спасай!» – рухнул вниз. Раздался тяжелый всплеск воды.

Крымов бросился к берегу. Когда он с обрывчика уставился в озеро, решая, прыгать сразу или сбросить одежду, то увидел внизу стоящего по пояс в воде Добродумова.

– Слился с водицей-то графской? – захохотал Крымов.

– Грех смеяться над страдальцем, – ответил Егор Кузьмич. – Обойди бережок и руку подай – водица-то простыла давно. Зябко!

Через минуту Крымов вытаскивал промокшего и дрожащего Добродумова из черной воды.

– Ты как, Егор Кузьмич?

– Как, как. Каком кверху! – ответил тот, дрожа от осенней влаги. – Самогон у нас остался? А то как же! – первым вспомнил он. – Еще бутыль!

– Тебе переодеться надо, страдалец, – сказал Крымов.

– Так нет у меня сменной одежи, – посетовал Егор Кузьмич. И тотчас вспомнил: – У меня ж халат есть!

– Какой еще халат? – удивился Крымов.

– Как какой? – распрямился краевед. – Кафтан графский! Забыл, что ли? Купил же я его!

– А-а, – протянул Крымов, – точно. Ты в нем будешь выглядеть на все сто. Собаки местные сдохнут, и суслики повесятся, если они тут есть.

– Да хоть божьи коровки, – сбрасывая с себя одну намокшую тряпку за другой и постукивая зубами от холода, ответил Егор Кузьмич. – Подай же кафтан, Андрей! В сумке он, графский мой наряд…

На голое, еще крепкое тело Егора Кузьмича скоро был наброшен кафтан – смотрелся наряд жалко, но дешевое тряпье облагораживал сам хозяин одежи.

– Спасибо деткам из приюта, – приглаживая намокшие волосы, сказал Добродумов. – Выручили они меня. Спасли-таки от смерти лютой, от окоченения. – Он допил остатки из второй бутылки. – И бутыль еще есть. Слава тебе, Господи! – Он даже широко перекрестился на густой алый закат, особо живописно смотрясь в этом кафтане. – Эн-зэ! Волшебная была бабка: сама третий предложила!