Так тебе и надо, эгоист несчастный! – Женя обняла меня и зашептала в ухо, словно кто-нибудь мог нас подслушать. – В любви ты, Санечка, был тогда ужасный торопыга, думал только о себе, мне просто ничего не доставалось, вот и все...А вдруг бы ты не передумала разводиться? Представляешь, что Маши и Даши могло бы никогда не быть?Не смей говорить этого, Сашка! Если хочешь, судьбу нашу решила твоя отчаянная выходка в Сердоликовой. Чего угодно от тебя ждала, но не такого безумия. А тут еще очкастая мымра эта, Тася, керосину в огонь плеснула, мол, не вынес ты супружеской неверности и пошел на верную гибель, без плавсредств тебе дб Биостанции не добраться... Так мы устроены, Сашка, чтобы понять, что любишь, нужно любимого потерять. Боже мой, что со мною творилось, когда я носилась со спасателями на катере вдоль всего Карадага! Даже молилась словами Пастернака: "Если только можешь, авва Отче, чашу эту мимо пронеси!" Когда же тебя снова в Сердоликовой увидела и поняла, что трагедия обратилась в фарс, воз тут уж я дала себе волю и решила, что с меня на самом деле довольно. А ночью...
...а ночью, осознав, что это Женя сидит на краешке моей постели и плачет, я притянул ее к себе, уложил рядом и укутал одеялом. Ничего Я тогда об этой ее молитве не знал, но впервые взглянул на все с нами происходящее словно бы Жениными глазами. Собственные обида и боль отпали, как отпадает окалина, открывая под ударом молота горячую чистоту цельного металла... И нежность, возникшая во мне, была нового бесценного свойства. Вот тогда и пришло к нам это впервые. Страшно подумать, что могло бы и не прийти никогда! Но это действительно пришло к нам и вроде бы вместило в себя весь страшный и прекрасный день – с кружением скал над головой и холодным объятием океана, со всем отчаянием где-то на границе между жизнью и смертью...Уснули, крепко обнявшись на узкой коечке, но вскоре я проснулся от какого-то внутреннего толчка. Сначала не уразумел, что случилось, и подумал, что меня разбудил ветер, расшумевшийся в кронах акаций во дворе. Задувало в щель между верхом двери и крышей. В предрассветных сумерках метались белые занавески. По шиферу принимался накрапывать дождь, но пришла спокойная и счастливая мысль: "Все плохое позади, пусть даже будет непогода, все у нас хорошо, милая Женька, все у нас хорошо..." И тут я осознал, что это снова задача разбудила меня. Женя тихонько посапывала, прижавшись щекой к моей груди. Боясь потревожить ее сон, я лежал с затекшей рукой, и всматривался в то, что выбросило к свету мое подсознание. Так море утром после шторма, бывает, преподносит великолепный сердолик.То был дар интуиции, готовое решение моего вчерашнего интегро-дифференциального уравнения – некая функция необычайной красоты, благодаря которой я теперь видел, что самофокусировка плазменного язычка завершается накапливающимся уплотнением, которому не видно предела. Подобно тому, как при усердном взмахе пастушьим кнутом на его конце возникает нарастание скорости, приводящее к переходу через звуковой барьер и оглушительному при этом хлопку, на кончике плазменного язычка должно было возникать схлопывание плазмы в сверхплотную материю, которая существует только в любимых Женей звездах – белых карликах. Вещество в тысячи раз плотнее воды и с температурой в миллионы градусов. Кажется, это объясняет тот удивительный феномен, что летом 53-го наблюдали мы с Валькой Майданом в природной молнии. И это обещает... Господи! Неужели – управляемый термоядерный синтез?..Весь следующий день, холодный и дождливый, я просидел за шатким столом в "карточном домике", разбираясь с этим нежданным подарком. Мне не доставало справочников и логарифмической линейки для уточнения количественных оценок, но и "навскидку" выходило, что в мои руки попало сокровище. Боясь вспугнуть удачу и лишний раз показаться Жене трепачом, я молчал пока о своей находке, об этом "утреннем сердолике", который при свете дня казался еще краше. Но, кажется, и не нужно было ничего рассказывать. Женя понимала, что неспроста я уселся вдруг работать. Забравшись с ногами на постель, она читала купленный здесь томик Александра Грина и поглядывала на меня растревожено и нежно... Подошла, обняла со спины, прижалась щекой к затылку, сказала про уравнение на моем листке:– Какое чудище! И ты расправляешься с этим драконом? Что ли, Санечка, ты у меня Ланселот? Люблю тебя.И тогда я рассказал ей все.