— Прекрасная карта! Извольте проследить границы этого обширнейшего участка земной коры… К древнему докембрийскому складчатому кристаллическому основанию приурочены главным образом месторождения руд: Криворожское, Курская магнитная аномалия, думаю, следует всерьез копнуть и гнейсы и чарнокиты западной Башкирии, Татарии… Присутствие кристаллического основания под осадочными толщами Русской равнины честь имел доказать ваш покорный слуга в восемьсот восемьдесят седьмом. Современное представление о Русской платформе, или плите, введено и обосновано Андреем Дмитриевичем Архангельским, присутствующим среди нас и с вожделением взирающим на бутерброды… К осадочным породам и структурам осадочного чехла приурочены различные весьма богатые месторождения. Нефть и газ и отложениях Поволжья и Приуралья, что блестяще доказано Иваном Михайловичем Губкиным. Прослои горючих сланцев… Каменная соль… Гипс и ангидрит… Калийная соль… Марганцевые руды Никополя… Мы владеем половиной чернозема планеты, несметными запасами минерала номер один, как теперь стали называть воду. Но она же и хлеб наш насущный…
Речь президента задела, поощрила. Выступили все. Каждый говорил интересно, густо о том, что его волновало, но только его, и потому, что называется, дул в свою дуду, а хотелось объединить усилия, направить в главное русло. Что, если прибегнуть к излюбленному приему Ильича, который нарочно выдвигал доводы противников, будто бы свои собственные?
— Хорошо, — как можно равнодушнее вздохнул Серго, — но…- и сделал качаловскую паузу, чтобы позволить слушателям оценить весомость этого «но». — Тут предлагалось построить железную дорогу в обход Байкала с севера к Тихому океану и до Якутска, начать разработки Курской аномалии, поставить сверхгидростанции на Волге, Ангаре, Енисее, даже Колыме. Но! Возможно ли это?
Глеб Максимилианович, крепенький, седенький взвился над столом, словно пружина взметнула, даже показался выше ростом:
— «Возможно ли»?! Вы ли это произнесли, товарищ Серго?! — Первым клюнул! — Да еще в восемнадцатом Ильич отрядил меня в Жигули изыскать возможность строительства гидроцентрали. Не забуду и восьмое мая двадцатого года. На юге Деникин и Врангель. Киев захвачен пилсудчиками. В центральных и северных губерниях вводим военное положение. В Москве торят артиллерийские склады, под Москвой — торфяники. А на заседании кашей комиссии обсуждается доклад о водных силах Ангары и возможностях их использования: «Участок раки выше села Братского имеет все данные для развития… Долина Ангары и прилегающие области богаты железом, золотом, каменным углем…» Для нас не стоял вопрос «возможно — невозможно». Мы, как вы призываете, товарищ Серго, с карандашом в руках: бетона потребуется столько-то, полная стоимость такая-то, сверхмощность гидроэлектрических установок такая-то. К докладу приложили карту, на пей обозначили одиннадцать створов, пригодных для строительства. Выше Иркутска, у Братского, Усть-Илима… А вы, товарищ Серго… — И сел рядом с Горбуновым столь же стремительно, как поднялся.
Бурно пламенный всплеск Глеба Максимилиановича пришелся как нельзя кстати, сделал больше, чем Серго замышлял. Захотели высказаться — уже вторично — все. Но Карпинский, косивший на Серго недоверчиво, первое слово дал Архангельскому.
— Весьма сожалею, что по нездоровью не присутствует Владимир Афанасьевич Обручев, — начал тот, теребя смоль бородки. — Тем не менее всем известны труды Обручева, делающие честь академии вообще и цивилизации Сибири в особенности. Обручев — признанный лидер? исследователей Восточной Сибири. Недаром председательствует в нашей академической комиссии по изучению тачной мерзлоты. Утверждает: «Будем строить там из бетона и кирпича!» Работы Обручева позволят прогнозировать месторождения, то есть вести поиски не наугад, а наверняка. Эх, богата Сибирюшка! Жаль, нет нефтяной жемчужины в ее короне.
— Позвольте! — обиженно перебил Губкин.
— Помилуйте, Иван Михайлович! Где доказательства?
— Пока никаких. Лишь интуиция. По-ка!
— Интуицию в цилиндры не впрыснешь.
— Престранно слышать от академика! Даже открытия дифференциального, интегрального исчислений невозможны были бы без фантазии. Нет, это не я вам говорю — это Ленин говорит.
Карпинскому пришлось вмешаться:
— Иван Михайлович! Голубчик! Но Губкин не унимался:
— Именно Ленин поддерживает и обнадеживает, настаивая на том, что фантазия есть качество величайшей ценности. Припомните опыт этого же Александра Евгеньевича в Хибинах. Припомните нашу одиссею с Курской аномалией, со Вторым Баку, как теперь величают самые ни клятые оппоненты. А ведь совсем недавно читали отходные: «И нет и быть не может». Ан на-кась выкуси!
— Коллеги! — президент не на шутку вспылил, даже по столу прихлопнул ладошкой, чего Серго уж никак от пего не ожидал. — Прошу подбирать выражения.
И все послушно утихли.
Когда сообща доложили о работах Обручева, Карпинский попросил выступить Байкова, Павлова и Федоровского. Все трое, точно заранее условились, заговорили не о своих успехах, а об открытиях молодого геолога Урванцева и его жены: