Читаем Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе полностью

— Прекрасная карта! Извольте проследить границы этого обширнейшего участка земной коры… К древнему докембрийскому складчатому кристаллическому основанию приурочены главным образом месторождения руд: Криворожское, Курская магнитная аномалия, думаю, следует всерьез копнуть и гнейсы и чарнокиты западной Башкирии, Татарии… Присутствие кристаллического основания под осадочными толщами Русской равнины честь имел доказать ваш покорный слуга в восемьсот восемьдесят седьмом. Современное представление о Русской платформе, или плите, введено и обосновано Андреем Дмитриевичем Архангельским, присутствующим среди нас и с вожделением взирающим на бутерброды… К осадочным породам и структурам осадочного чехла приурочены различные весьма богатые месторождения. Нефть и газ и отложениях Поволжья и Приуралья, что блестяще доказано Иваном Михайловичем Губкиным. Прослои горючих сланцев… Каменная соль… Гипс и ангидрит… Калийная соль… Марганцевые руды Никополя… Мы владеем половиной чернозема планеты, несметными запасами минерала номер один, как теперь стали называть воду. Но она же и хлеб наш насущный…

Речь президента задела, поощрила. Выступили все. Каждый говорил интересно, густо о том, что его волновало, но только его, и потому, что называется, дул в свою дуду, а хотелось объединить усилия, направить в главное русло. Что, если прибегнуть к излюбленному приему Ильича, который нарочно выдвигал доводы противников, будто бы свои собственные?

— Хорошо, — как можно равнодушнее вздохнул Серго, — но…- и сделал качаловскую паузу, чтобы позволить слушателям оценить весомость этого «но». — Тут предлагалось построить железную дорогу в обход Байкала с севера к Тихому океану и до Якутска, начать разработки Курской аномалии, поставить сверхгидростанции на Волге, Ангаре, Енисее, даже Колыме. Но! Возможно ли это?

Глеб Максимилианович, крепенький, седенький взвился над столом, словно пружина взметнула, даже показался выше ростом:

— «Возможно ли»?! Вы ли это произнесли, товарищ Серго?! — Первым клюнул! — Да еще в восемнадцатом Ильич отрядил меня в Жигули изыскать возможность строительства гидроцентрали. Не забуду и восьмое мая двадцатого года. На юге Деникин и Врангель. Киев захвачен пилсудчиками. В центральных и северных губерниях вводим военное положение. В Москве торят артиллерийские склады, под Москвой — торфяники. А на заседании кашей комиссии обсуждается доклад о водных силах Ангары и возможностях их использования: «Участок раки выше села Братского имеет все данные для развития… Долина Ангары и прилегающие области богаты железом, золотом, каменным углем…» Для нас не стоял вопрос «возможно — невозможно». Мы, как вы призываете, товарищ Серго, с карандашом в руках: бетона потребуется столько-то, полная стоимость такая-то, сверхмощность гидроэлектрических установок такая-то. К докладу приложили карту, на пей обозначили одиннадцать створов, пригодных для строительства. Выше Иркутска, у Братского, Усть-Илима… А вы, товарищ Серго… — И сел рядом с Горбуновым столь же стремительно, как поднялся.

Бурно пламенный всплеск Глеба Максимилиановича пришелся как нельзя кстати, сделал больше, чем Серго замышлял. Захотели высказаться — уже вторично — все. Но Карпинский, косивший на Серго недоверчиво, первое слово дал Архангельскому.

— Весьма сожалею, что по нездоровью не присутствует Владимир Афанасьевич Обручев, — начал тот, теребя смоль бородки. — Тем не менее всем известны труды Обручева, делающие честь академии вообще и цивилизации Сибири в особенности. Обручев — признанный лидер? исследователей Восточной Сибири. Недаром председательствует в нашей академической комиссии по изучению тачной мерзлоты. Утверждает: «Будем строить там из бетона и кирпича!» Работы Обручева позволят прогнозировать месторождения, то есть вести поиски не наугад, а наверняка. Эх, богата Сибирюшка! Жаль, нет нефтяной жемчужины в ее короне.

— Позвольте! — обиженно перебил Губкин.

— Помилуйте, Иван Михайлович! Где доказательства?

— Пока никаких. Лишь интуиция. По-ка!

— Интуицию в цилиндры не впрыснешь.

— Престранно слышать от академика! Даже открытия дифференциального, интегрального исчислений невозможны были бы без фантазии. Нет, это не я вам говорю — это Ленин говорит.

Карпинскому пришлось вмешаться:

— Иван Михайлович! Голубчик! Но Губкин не унимался:

— Именно Ленин поддерживает и обнадеживает, настаивая на том, что фантазия есть качество величайшей ценности. Припомните опыт этого же Александра Евгеньевича в Хибинах. Припомните нашу одиссею с Курской аномалией, со Вторым Баку, как теперь величают самые ни клятые оппоненты. А ведь совсем недавно читали отходные: «И нет и быть не может». Ан на-кась выкуси!

— Коллеги! — президент не на шутку вспылил, даже по столу прихлопнул ладошкой, чего Серго уж никак от пего не ожидал. — Прошу подбирать выражения.

И все послушно утихли.

Когда сообща доложили о работах Обручева, Карпинский попросил выступить Байкова, Павлова и Федоровского. Все трое, точно заранее условились, заговорили не о своих успехах, а об открытиях молодого геолога Урванцева и его жены:

Перейти на страницу:

Все книги серии Пламенные революционеры

Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене
Последний день жизни. Повесть об Эжене Варлене

Перу Арсения Рутько принадлежат книги, посвященные революционерам и революционной борьбе. Это — «Пленительная звезда», «И жизнью и смертью», «Детство на Волге», «У зеленой колыбели», «Оплачена многаю кровью…» Тешам современности посвящены его романы «Бессмертная земля», «Есть море синее», «Сквозь сердце», «Светлый плен».Наталья Туманова — историк по образованию, журналист и прозаик. Ее книги адресованы детям и юношеству: «Не отдавайте им друзей», «Родимое пятно», «Счастливого льда, девочки», «Давно в Цагвери». В 1981 году в серии «Пламенные революционеры» вышла пх совместная книга «Ничего для себя» о Луизе Мишель.Повесть «Последний день жизни» рассказывает об Эжене Варлене, французском рабочем переплетчике, деятеле Парижской Коммуны.

Арсений Иванович Рутько , Наталья Львовна Туманова

Историческая проза

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное