Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

Еще в девятьсот шестом, едва только выпустили из тюрьмы на поруки, Серго укатил в Берлин. Мечтал получить там образование. И больше всего влекло электричество — чудо, освоенное девятнадцатым веком, подаренное двадцатому. Помнит, как пытался поступить в электротехническое училище, но не хватило денег на уплату за учебу. Чтобы получать стипендию, необходимо было свидетельство о бедности, а его из дому не присылали: старшина, отец Майи, не выдавал для крамольника да еще беглого. И все равно учился! Умные люди говорят, что даже недолгое пребывание в другой стране равнозначно университету. Может, и есть тут известное преувеличение, но умные люди знают толк в жизни…

С каким радушием, с какими сочувствием и надеждой посылает он за рубеж лучших своих инженеров! Толк будет. Будет. По себе знает, хотя бы по своим письмам Катие, Папулие, дяде. «Берлин — город огромный, с красивыми садами, в которых воздвигнуты памятники здешним всевозможным тиранам, начиная с XII века. Это портит естественный вид здешних садов… Чувствую я себя хорошо. Хожу по магазинам, прислушиваюсь к говору на немецком языке. Теперь уже сам могу купить хлеб, бумагу, марки… Хожу к преподавателю. С трудом могу питать и писать. Это пока…» Поистине захватило его торжество воплощенного в бетоне и стали труда, и не мог он не делиться с близкими тем, что «на широких улицах совсем не видно земли — всюду асфальт. Нельзя представить себе движение: это нужно увидеть собственными глазами. Все мчится очень быстро, но в то же время соблюдается строгий порядок. Электрический трамвай, автомобили, экипажи несутся как ветер, но жертв на улице нет. Железная дорога проходит над крышами домой, очень часто двухэтажных. Поезд ходит вокруг города. Имеется больше пятидесяти станций. На каждой остановке поезд стоит две минуты. Нужно быть молодцом, чтобы успеть сесть в вагон. Есть еще поезда, которые движутся, как и трамваи, электричеством. Пути проложены под землей. От электрического света светло…»

Кто знает, может, еще тогда сыну привольных нагорий привиделись образы небывалых поселений, вихревые ритмы индустрии, индустриализации — смысл и цель собственной судьбы?

Разве не счастье — от души делать дело, изо дня в день выполнять необходимую будничную работу? Разве не это — наивысшее счастье и подвижничество, самое трудное, самое важное, самое нужное? Конечно, выпрыгивать из горящего аэроплана — героизм, и не малый, по куда больший — делать такие аэропланы, которые не загораются в полете…

Но главе промышленности Серго стал в решающий, труднейший и сложнейший момент. За тридцатый год были начаты основные стройки пятилетки.

Когда с конвейера сошел первый трактор и выкатил на площадь, там его ожидали двадцать тысяч сталинградцев. Каждый хотел потрогать «нашу машину». Целовали, гладили так, что стерли всю краску. Потом, чтобы отправить в подарок открывавшемуся через девять дней съезду партии, первенец пришлось красить заново. А тогда… В Центральный Комитет полетела телеграмма:

«Сегодня в 3 часа дня сняли первый трактор с конвейера. Ленинский завет — пересесть с убогой крестьянской клячи на лошадь машинной индустрии — осуществляем. В великий фонд индустриализации страны мы вносим наш вклад — величайший в мире тракторный завод им. тов. Дзержинского.

Тракторный завод пущен. Борьба продолжается…»

В ответ из Москвы:

«50 тысяч тракторов, которые вы должны давать стране ежегодно, есть 50 тысяч снарядов, взрывающих старый буржуазный мир и прокладывающих дорогу новому, социалистическому укладу в деревне».

Первый сталинградский трактор Москва встретила кумачовыми полотнищами демонстраций, ликованием оркестров. Его поставили вместе с ростсельмашевским комбайном и запорожскими машинами для села возле Большого театра как рапорт съезду партии.

Однако… Сталинградский тракторный, построенный по образу и подобию того самого завода Форда, киноленту о котором Ленин смотрел в последние дни жизни, выпускал за сутки то шестнадцать машин, то тридцать, а то и семь. Этакими темпами сто тысяч не дашь и к концу века. Из рук вон шло строительство электрических станций. Металлургические заводы юга не вылезали из прорыва. Каждый третий день в кабинет Серго входил товарищ из ГПУ, отвечавший за борьбу с экономическими диверсиями: там-то обнаружили фосфорные шарики для воспламенения резервуаров с нефтью, там предотвратили взрыв шахты, а там не смогли предотвратить.

Оживились враги и в стране и за рубежом, окрылили себя новыми надеждами: чего не добились огнем и мечом, сделают нищета, голод, страх и ненависть. Потирали руки и панской Польше: «Правительство Советов зашло со своей политикой коллективизации деревни в тупик». И в королевской Великобритании: «Если рассматривать план как пробный камень для «планируемой экономики», то мы должны сказать, что он потерпел полный крах». И в свободной Америке: «Пятилетняя программа провалилась как в отношении объявленных целей, так и еще более основательно в отношении ее основных социальных принципов».