Звездный час. Повесть о Серго Орджоникидзе

— В истории государств, в истории стран, в истории армий бывали случаи, когда имелись все возможности для успеха, для победы, но они, эти возможности, оставались втуне, так как руководители не замечали этих возможностей, не умели воспользоваться ими, и армии терпели поражение. — Он говорит негромко: совсем не обязательно кричать, если хочешь быть услышанным. Движения скупы, но выразительны — в ударных местах поднимает правую руку и с плеча кидает ее, заостренную указательным пальцем, точно врубает в тебя свою мысль. Задает вопрос, тут же отвечает и задает новый. Повторы не создают монотонность, а только усиливают четкость И ясность речи: — Как могло случиться, что мы, большевики, проделавшие три революции, вышедшие с победой из жестокой гражданской войны, разрешившие крупнейшую задачу создания промышленности, повернувшие Крестьянство на путь социализма, — как могло случиться, что в деле руководства производством мы пасуем перед бумажкой?.. Как могло случиться, что вредительство приняло такие широкие размеры? Кто виноват в этом? Мы в этом виноваты… — В упор, жестко смотрит на Серго.

А Серго, не отрываясь, смотрит на Сталина и не узнает его. Нет, это уже не тот человек, к которому ты привык, с которым пьешь чай, который курит, кашляет, смеется, когда рассказывают остроумный анекдот. Всего этого просто не может тот Сталин, что сейчас перед тобой: весь — убежденность, сила.

Сталин словно исчерпал первый горизонт мыслей, спокойно, нежадно отпил боржом, выровнял дыхание, заговорил вновь:

— Иногда спрашивают, нельзя ли несколько замедлить темпы, придержать движение. Нет, нельзя, товарищи! — повысил голос так, что даже тембр огрубел. — Нельзя снижать темпы! Наоборот, по мере сил и возможностей их надо увеличивать. Этого требуют от нас наши обязательства перед рабочими и крестьянами СССР. Этого требуют от нас наши обязательства перед рабочим классом всего мира, — говорил, увлекаясь и углубляясь, то отступал на шаг, то приступал к трибуне, усмехался, поглядывая в зал, давая время пережить сказанное, чаще взмахивал рукой в такт словам: — Задержать темпы — это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нот, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били:»а отсталость. Били монгольские ханы. Вили турецкие беки. Кили шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Кили потому, что это было доходно и сходило безнаказанно. Помните слова дореволюционного поэта: «Ты и убогая, ты и обильная, ты и могучая, ты и бессильная, матушка Русь». Эти слова старого поэта хорошо заучили эти господа. Они били и приговаривали: «ты обильная» — стало быть, можно на твой счет поживиться. Они били и приговаривали: «ты убогая, бессильная» — стало быть, можно бить и грабить тебя безнаказанно. Таков уже закон эксплуататоров — бить отсталых и слабых. Волчий закон капитализма. Ты отстал, ты слаб, — значит, ты не прав, стало быть, тебя можно бить и порабощать. Ты могуч, — значит, ты прав, стало быть, тебя надо остерегаться. — Сталин еще суровее глянул на Серго, точно укорял за недавний спор.

Может быть, действительно излишняя жестокость — вовсе не излишняя? Некогда разбираться, как и чем тушить пожар, когда дом уже горит, — туши, чем попало, лишь бы затушить. Нет. О, нет! История ежеминутно испытывает пас, проясняет, кто мы и зачем. Не прав Сосо — глубоко не прав. Ведь все лучшее, что сделано за всю историю, сделано из любви, ради любви к человеку, во имя любви.

— В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас у народа, — рабочая, у нас есть отечество, и мы будем отстаивать его независимость. Хотите ли, чтобы нише социалистическое отечество было побито и чтобы оно утеряло свою независимость? Но если этого не хотите, вы должны в кратчайший срок ликвидировать его отсталость и развить настоящие большевистские темпы в деле строительства его социалистического хозяйства. Других путей нет. Вот почему Ленин говорил накануне Октября: «Либо смерть, либо догнать и перегнать передовые капиталистические страны». Мы отстали от передовых стран на пятьдесят — сто лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.

Тысячи раз эти мысли Сталина будут повторены многими и им самим, но никто, и он сам, не произнесут их тик остро и свежо, как сейчас, при их рождении… Заключая конференцию, Орджоникидзе говорил:

— Если мы хотим руководить промышленностью, прежде всего нужно знать, что делается в этой промышленности, досконально знать, что делается на каждом заводе…