Звездный прилив

Несколько раз качнув пращу, чтобы приноровиться, Том стал раскручивать своё орудие. Сначала медленно, затем со странным чувством силы, хлынувшей откуда-то из груди в ноги и руки. Усталость исчезла. Он запел:

Да, мой папа был дикарь,

В шкурах, без штанов сражался.
Любил он в небо посмотреть на сотни огоньков,
Пока в грязи копался.
И все ваши ити, и эти ваши звёзды…
…

Да, папа храбрый был боец,

Родню бил в глаз и в спину,
О вечном мире размышлял,
Но в грязь был сбит дубиной.
И все ваши ити, и эти ваши звёзды.

Да, папа знал, что есть любовь,

Но маму бил нещадно.
Мечтал, свою смиряя кровь,
О жизни тихой, складной.
И все ваши ити, и эти ваши звёзды.

Но папа славным был вождём,

Умел он всем брехать,
И робким массам он велел Ракеты запускать.
И все ваши ити, и эти ваши звёзды.

Читать папаша не умел,

За то себя корил,
И много раз начать хотел,
Но слишком гордым был.
И все ваши ити, и эти ваши звёзды.

Однажды оступился он

И шею вдруг свернул.
Меня оставил сиротой,
А сам навек уснул.
И все ваши ити, и эти ваши звёзды…

Зови зверёнышем меня,

За шрамы презирай!
Но прежде ты мне объясни,
Кому обещан рай?
Всем вашим ити, и этим вашим звёздам?
Всем вашим иди на… и всем вашим звёздам!

Плечи Тома выгнулись, он сделал шаг. Руки мощно распрямились, и он отпустил конец пращи. Бомба взлетела высоко, крутясь словно мяч. Вертящийся шар коротко блеснул, набирая высоту, и исчез из виду. Том вслушался, но не различил звука падения.

Он постоял, тяжело дыша.

«Ну что ж, – подумал он. – Нагоняет аппетит. У меня два часа на еду, возню с ранами и устройство укрытия. Любое время, которое мне после этого выпадет, я – о господи! – приму со смиренной благодарностью».

Накрыв плечи куском рваной ткани, он принялся при свете звёзд готовить еду.

Часть пятая Сотрясение

В мире, что старше и сложнее нашего, живут они, более совершенные и законченные, одарённые расширенными чувствами, которые мы утратили или никогда не имели, живя голосами, которые мы никогда не услышим… Они – иные народы, пойманные вместе с нами одной сетью жизни и времени.

Генри Бейтсон

46 Сах'от

Вечером кикви вышли в свои охотничьи угодья. Сах’от слышал их возбуждённый писк, пока они собирались на прогалине к западу от поваленной древодрели. Охотники прошли неподалёку от пруда, направляясь к большой скальной расщелине на южном склоне острова, чирикая и шумно продувая дыхательные мешки.

Сах’от слушал, пока аборигены не ушли. Затем он погрузился на метр и раздражённо выпустил облако пузырей. Всё шло не так.

Дэнни изменилась, и ему это не нравилось. Взамен обычной прелестной пугливости она его попросту не замечала. Хуже того – выслушала два его лучших лимерика и серьёзно ответила, не отреагировав на восхитительную двусмысленность.

Не считаясь с важностью её исследований по кикви, Такката-Джим приказал ей заняться ещё и анализом системы древодрели для Чарльза Дарта. Дважды она уходила под воду, чтобы собирать образцы ниже металлохолма. Игривые подходы Сах’ота она пропускала и, что хуже, рассеянно отшучивалась.

Сах’от сознавал, что несмотря на все свои прежние попытки подчинить её, он всё-таки не хотел, чтобы она менялась. По крайней мере не так.

Огорчённый, он плыл, пока фал, пристёгнутый к одним саням, не остановил его, напомнив о худшем из оскорблений. Новая обязанность заставляла его быть постоянно связанным с этой электрической мерзостью, болтаясь в тесном пруду, тогда как его настоящая работа – в открытом море, с доразумными.

Когда Джиллиан и Кипиру уплыли, он решил, что их отсутствие сделает его свободнее. Как же! Не успели пилот и врач отбыть, как вышел Тошио и принял командование.

«Мне следовало крутиться возле него. Как только, во имя Пяти Галактик, мальчишка сумел взять верх?»