Звездный волк. Истории о космосе

Долизав остатки каши вприкуску с ревенем, Рихард улегся на песке в позе эмбриона. Спать рано, но что еще делать? Непонятно, как здешние обитатели сохраняют разум при таком дефиците впечатлений. Философским беседам вроде не предаются, искусствами не занимаются. Надо будет расспросить Рики. Раз она слово «императив» знает, то, возможно, сумеет развеять недоумение.

Ночью пошел дождь, холодный, но не ледяной. Рихард мерз и с тревогой размышлял, есть ли здесь зима. Пока он был на орбите, корабельная автоматика произвела соответствующие наблюдения, но Рихард не посчитал нужным с ними ознакомиться. Не думал, что этот вопрос может быть важен. Зиму под крылышком у Рики не избудешь, особенно если Рики птица перелетная и, распрощавшись, усвистит на юг.

Надежда, что через пару недель появится спасательная экспедиция, стала совсем призрачной.

Рики прилетела на рассвете. Увидав Рихарда, который пытался найти для костра не слишком отсыревшие ветки, прижалась к нему, обхватив крыльями.

– Да ты совсем холодный! Почему ты спишь на песке? На траве теплее.

– Трава отнимет мои вещи, – сказал Рихард, кивнув на нож и котелок. – Без них я пропаду.

– А ты скажи, чтобы она их не трогала.

– Как сказать?

– Не знаю. Просто скажи – и все. Ты умеешь разговаривать с травой?

– Нет, не умею. Вернее, я никогда не пробовал.

– Ты попробуй. Вдруг получится.

Когда Рики снова улетела, Рихард отправился шелушить зерна на крупу и выискивать травы, на которые Рики указала как на съедобные. Целый день ему не давала покоя фраза: «А ты попробуй!» Такое легко сказать, а если лишишься ножа или котелка – это верная гибель. Но ведь есть еще один предмет: брелок пеленгатора, висящий на золотой цепочке. Зеленый огонек мерцает на нем, издевательски сообщая, что корабль цел и невредим, ждет своего капитана. Совершенно ненужный брелок, олицетворяющий призрачную надежду.

Вечером, перед тем как улечься измятыми боками на песок, Рихард подошел к самому краю домашней проплешины, опустился на колени, уложил брелок среди зеленых стебельков и, прижав ладони к траве, сказал:

– Не трогай эту вещь. Конечно, я не погибну без нее, но мне будет очень плохо.

Ночью ему так и не удалось уснуть, но характер Рихард выдержал и проверять свою укладку пошел только утром. Брелок лежал целым на том месте, где Рихард оставил его. А ведь золотой была только цепочка, корпус же изготовлен из пластмассы, которая легко поддавалась действию травы.

Как обидно! Он мог бы быть сейчас в комбинезоне и обуви, с портативным гравитатором и кучей мелких приборчиков, позволяющих выжить на незнакомой планете. Да что комбинезон! Если бы знать заранее, что сразу после посадки достаточно было припасть ладонями к траве и попросить: «Травка, не тронь мой кораблик!» – и все было бы цело и исправно. Ведь он никому не навредил, ничего не измял, не сломал, не испортил. Если бы знать заранее…

На следующую ночь Рихард устроил себе постель на траве. Оказалось, что там действительно не то чтобы тепло, но теплее и, всяко дело, мягче, чем на песке. Но сыро. Рихард проснулся весь в поту и первым делом побежал к реке мыться. То был хороший признак: прежде поутру Рихард был озабочен тем, чтобы размять кости и сыскать что-то съестное.

Что такое зима, Рики не знала, а когда он спросил о перелетах, она удивилась: «Зачем?» Рихард начал рассказывать о Земле, временах года, перелетных птицах. Рики слушала внимательно, потом заключила:

– Смешно.

По-видимому, это любимое слово означало у нее все странное и удивительное.

Рихарду тоже многое казалось странным, хотя и не смешным. Если Рики поначалу недоумевала, как люди умудряются не сожрать сами себя, то Рихард, хотя и не был биологом, задумывался, почему травоядные не размножаются сверх меры и не вытаптывают пастбища напрочь, ведь рост их популяции не сдерживается хищниками. Однако стадо джейранов было невелико, семья еврашек, обжившая одинокий, похожий на курган холм, не распространялась вширь, хотя недостатка корма никто не ощущал. А Рики так и вовсе оставалась единственной крупной птицей в обозримом пространстве. С удивлением вспоминалось, что, когда в самый первый день он, еще полностью экипированный, летал над этими местами, птиц было множество, десятки по крайней мере. Даже прозвище вспомнилось, которое он им дал: марабушки.

На прямой вопрос – а иных с Рики и быть не могло – он неожиданно получил уклончивый ответ:

– Они перелетные. Откочевали на юг.

– Ты же сама говорила, что зимы у вас нет.

– Зимы нет, а птицы есть.

– А ты как же?

– Я не перелетная, я осталась.

Вот и понимай как хочешь.

Предупредив Рики, Рихард переселился на пару дней к кургану. Рики не возражала, но показалось, что она была не слишком довольна.