Звездный волк. Истории о космосе

Соли, разумеется, в мокром царстве не было, зато кроме риса встречались и другие растения, потенциально съедобные. Жирные напластования зелени, кем-то погрызенные или поклеванные, казалось, сообщали о съедобности. Рихард обломил листок, понюхал обильно выступающий сок, но, хотя запах был совершенно не выразительный, попробовать не решился. Невысокие кустики были сплошь усыпаны семенными коробочками. Часть коробочек раскололась, и можно было видеть зеленоватую желеобразную массу, нашпигованную мелкими черными зернышками. Скорей всего, это лакомство тоже было съедобным, но каждую треснувшую коробочку густо облепляли мелкие букашки, так что всякое желание отведать желе пропадало.

Домой на песчаную проплешину Рихард вернулся во второй половине дня, изодранный кустами и абсолютно голый. Легкие прикосновения трав сначала обратили его набедренную повязку в ветошь, а потом она и вовсе улетела легкими прядями корпии. Несокрушимые башмаки окончательно слетели с ног, попросту развалившись.

Во всяком случае, теперь можно было не беспокоиться об имидже – внешний вид у Рихарда стал вполне законченным и органичным: босиком, без штанов, с ножом, зажатым в кулаке, и каской на голове. Вернее, титановые останки шлема красовались не на голове, а были свободной рукой прижаты к груди, поскольку их наполняло зерно. В ближайшее время шлему предстояло превратиться в котелок, а потом в миску. Таковы пути прогресса: вещи узкоспециальные, упрощаясь, превращаются в универсальные.

Целый час Рихард изображал из себя крупорушку, превращая зерно в крупу и отвеивая мякину. А когда окончил свои труды, увидал, что из-за недалекого леса, что на другом берегу реки, поднимается густо-лиловая туча. Там отчетливо погромыхивало, обещая грозу, о силе которой Рихард мог лишь гадать. Но в любом случае жечь костер было нельзя. Откуда нехитрая истина сельской жизни открылась космическому разведчику, он сам не мог сказать. Конечно, забытые прапрабабки уверяли, что ни костров нельзя жечь, ни печь топить в грозу оттого, что Илья-пророк, увидав такое непотребство, осердится и саданет в негодника молнией, а грамотные прапраправнуки знали, что и над трубой, и над костром вместе с дымом поднимается столб ионизованного воздуха, который притягивает молнии лучше любого громоотвода. Объяснения разные, а итог один, и мораль одна: не жги в грозу костер, не топи печь, не дразни электрическую погибель.

Прятаться было негде, Рихард свернулся на песке, пережидая непогоду. Гроза скоро перешла в мелкий непрестанный дождь, все более холодный. Впервые Рихард почувствовал, что пленившая его планета может быть негостеприимной. Через пару часов Рихарда начал бить озноб, а к тому времени, как стемнело, он уже думал только о том, как бы согреться.

К утру сжавшийся в комок Рихард впал в забытье – не то сон, не то последствия переохлаждения. В какую-то минуту он открыл смутные глаза. Было уже светло, но нескончаемый ледяной дождик продолжал сеять. В двух шагах от Рихарда стояла птица и, вытаращив круглый глаз, рассматривала человека.

– Смешно, – сказала птица. Широко шагнув, она оказалась у котелка, тюкнула клювом, ухватив несколько зерен.

Рихарду почудилось, что сейчас она скажет: «Вкусно!» – но, видать, твердая крупа, лишь слегка смоченная дождевой водой, оказалась не слишком лакомым угощением, потому что птица промолчала.

Следом на Рихарда вновь начало накатывать беспамятство. Казалось бы, температура воздуха явно плюсовая, хотя пар изо рта вроде бы идет. И все же ночь в голом виде под дождем – и человека больше нет. Замерз насмерть при плюс пяти. Страшная штука – переохлаждение.

Человек засыпает, и ему кажется, что стало тепло и сухо. Пахнет пылью и мускатным орехом, как дома в кладовке, где так славно сиделось в детстве.

Люди могут летать по Вселенной, посещать другие галактики, но на Земле останутся старые дома, неизменные в течение столетий, и там, в пыльных кладовках, где в жестяных банках хранятся специи, будущие покорители космоса станут мечтать о волшебных странах.

Сладкие, теплые сны чудятся не замерзающему, а умирающему от переохлаждения. Жаль, что проснуться от такого сна не получится.

Рихард не мог сказать, сколько времени продолжалось полукоматозное состояние, но, вопреки очевидному, он пришел в себя. Было тепло и сухо, пахло мускатным орехом, и словно бы древние ходики стучали рядом, торопясь наверстать столетия, что отделяли ретромеханизм от нового времени. Часы отстукивали триста ударов в минуту, заставляя вернуться к жизни и открыть глаза.

Рихард открыл глаза.

Совсем рядом качалась в воздухе птичья голова. Птица сидела, прижавшись к Рихарду телом, обхватив его широкими крыльями. Птичье сердце стремительно колотилось, его удары и пробудили Рихарда к жизни.

– Спасибо… – произнес Рихард.

Что еще он мог сделать или сказать? Ведь ясно же, что птица спасла его, согрев своим теплом. Случайно такие вещи не происходят.

– Не за что, – ответила птица. – Не бросать же тебя прежде времени на смерть.