Звездный волк. Истории о космосе

Настоящий Робинзон все свои дни проводил в трудах, что и позволило ему не свихнуться в первую же неделю. Собирал вдоль линии прибоя сундуки со всяческими пожитками, что-то мастерил, строил дом, делал запасы – и вообще старательно изображал куркуля. А чем бы он занимался здесь? Никаких сундуков из безбрежной дали не приплывет, а то немногое, что удается смастерить собственными руками, немедленно съест ненасытная мурава. Хорошо хоть самого отшельника она не трогает… Рихард оглядел себя: точно, даже волосы на ногах не объедены, значит, за себя любимого можно не опасаться. Вот с хозяйством выходит полный швах: никаких запасов, никакого инструмента, жить придется по принципу «будет день, и будет пища». Жаль, что никто этой пищи чужаку не гарантировал.

В такой ситуации остается лежать пузом к солнцу и ждать, когда на горизонте покажется спасительный парус. Единственная предосторожность: лежать следует не на травке, а на песочке.

Хотелось бы, пока светло и обувь не напрочь съедена травой, побродить по кустарникам, разведать, что там есть полезного либо же опасного, но топать в заросли, держа в руках котелок с остатками каши, было по меньшей мере глупо, а вываливать кашу и напяливать котелок на голову казалось не многим умнее.

По здравом размышлении Рихард остаток дня посвятил рассматриванию травы, выкапыванию корней и безуспешным попыткам понять, как мирная растительность умудряется едва ли не мгновенно растворять всякую неживую органику.

На ночевку новоявленный Робинзон устроился все на том же песчаном пятачке, где единственно мог чувствовать себя в безопасности.

Безопасность оказалась очень относительной. Рихард проснулся толчком, почувствовав чей-то взгляд, сел, сжимая нож, который не выпустил даже во сне.

Взгляд не почудился. В нескольких шагах от Рихарда стояла здоровенная птица. Склонив голову набок и раззявив клюв, она рассматривала человека. Вид у птички был бы комический, если бы не размеры. Росту в ней было метра два с половиной, и длинный клюв казался достаточно острым. Хотя нападать птица, кажется, не собиралась: ей просто было интересно, и она разглядывала незнакомый объект. Аборигенку можно было понять, поскольку Рихард представлял собой презабавное зрелище. Взъерошенный и помятый после сна на песке, который только курортникам кажется мягким, совершенно голый, лишь на ногах жалкие опорки, в которые превратились несокрушимые десантные ботинки. И конечно, нож в руке, по длине вдвое уступающий птичьему клюву.

– Смешно? – произнес Рихард, поднимаясь на затекшие ноги.

– Смешно! – повторила птица.

Говорила она, как говорят попугаи, безо всякой артикуляции. Хриплые звуки рождались в глубине горла и вылетали из распахнутого клюва, напоминая скорее работу допотопного механизма, чем живую речь. Вопросительные интонации тоже пропали, поэтому казалось, что птица отвечает на вопрос, хотя разума в сказанном слове проглядывало не больше, чем у попугая. Рихард успокоился, поняв, что пересмешница нападать не станет.

– Милости прошу в наши пенаты, – произнес он, сделав широкий жест рукой. – У меня тут уютненько.

В горле у птицы клекотнуло, но, видимо, повторить длинную тираду она не смогла. Зато, словно приняв приглашение, шагнула вперед, искоса глянула на шлем-котелок со вчерашней кашей и звонко клюнула, зацепив несколько разваренных зерен.

– Вкусно? – спросил Рихард.

– Вкусно, – ответила птица.

Очень происходящее напоминало народную сказку, и Рихард не удержался, сказал:

– Извини, кума, больше потчевать нечем.

Птица клекотнула, видимо соглашаясь, в три длинных шага разогналась, взметая песок, распахнула огромные крылья и взлетела. На Земле птицы такой величины не летают.

Рихард доел вкусную, хотя и несоленую кашу, сполоснул котелок, нахлобучил его на голову и отправился в заросли на разведку. Оставлять что-либо на месте ночевки не хотелось. Если уж звездолет пропал, то бывший шлем и подавно сгинет.

В мокрых зарослях вдоль реки росло более чем достаточно псевдориса, из которого Рихард варил себе еду. Причем некоторые метелки цвели, а часть стояла осыпавшись, – значит, зерно можно будет найти круглый год. А вот птичьих гнезд Рихард не сыскал, чем втайне был доволен. Было бы неловко разорять дом существу, с которым так содержательно беседовал. Но и так он не пропадет. Углеводов и белков в зерне довольно, а без желтков, то бишь без жиров, как-нибудь проживем. Солью бы разжиться, и вовсе стало бы неплохо.