Звездный волк. Истории о космосе

С поймы реки они вышли в степь. Совсем недавно Рихард летел над колышущимся океаном трав и представить не мог, что зеленые растения – единственное плотоядное существо в окружающем мире. Не хищники, а скорей санитары, утилизирующие все отжившее или попросту чуждое. Хотелось бы знать, как травка умудрилась переварить звездолет, если даже титановая основа шлема оказалась ей не по зубам. Хотя при чем здесь зубы? Зубов у травы нет, титановый котелок оказался ей не по корням, или чем она утилизирует…

– Вот, – сказала птица останавливаясь. – Мясо для тебя.

На земле, на небольшой проплешине, почти лишенной растительности, какие случаются там, где долго пасется стадо, лежал джейран или антилопа… в общем, один из тех красавцев, среди которых Рихард прогуливался в самый первый день по прилету. Животное было живо, оно подняло голову и взглянуло в лицо Рихарду.

Спокойный, чуть отрешенный взгляд существа, знающего, что его ждет.

– Мясо, – повторила птица.

– Погоди, – ошарашенно выдавил Рихард. – Я же вижу, он все понимает… Как его можно на мясо? Ведь он понимает, я правильно сказал?

– Понимает, – голос Рики оставался безучастным. – Все живое наделено разумом, даже трава немножко понимает. Но тебе надо есть, а он старый и все равно скоро уйдет к траве. А так польза будет не только траве, но и тебе.

– Нет, ты что? Так нельзя. Это же людоедство, и неважно, что мы непохожи: мысль всюду одинакова, невозможно есть того, кто наделен разумом.

Где-то на задворках сознания мелькнуло воспоминание о детской сказочке, и Рики тотчас повторила его как контраргумент:

– Колобок-колобок, я тебя съем.

Джейран лежал, кажется не очень вслушиваясь в спор. Он был готов отдать свою плоть пришлому пожирателю, остальное его не интересовало. Наверное, эта жертвенность обусловлена отсутствием в здешнем парадизе борьбы за существование. Ничей зуб или коготь не угрожает жизни, всякий рождается, размеренно живет и в свой срок не умирает, а уходит к траве.

– Я не знаю, как тебе объяснить… У меня просто слов таких нет. Изначально невозможно съесть того, кто подобен тебе самому. А разум – самое великое подобие живых существ. Погоди, Рики, я, кажется, понял, что надо делать. Я знаю, ты умеешь читать у меня в голове, понимать мысли, так загляни, прочти, может, ты поймешь, о чем я так бессвязно говорю, – Рихард ударил себя по голове, даже не заметив, что рассек лоб рукояткой ножа.

Птица невыносимо долго молчала, потом произнесла как всегда бесцветно, отчего сам собою родился менторский тон:

– Мне было непонятно, почему при таком способе питания вы не съели сами себя. Теперь понятно. У вас существует жесткий императив, запрещающий пожирание себе подобных.

«Жесткий императив», – сам Рихард никогда не употребил бы эти слова, хотя в принципе знал, что они значат. А полчаса назад Рики путалась в глаголах, именах и местоимениях. Видно, не так просто длилось молчание.

– Пусть будет императив, я согласен. Иначе было бы бесчеловечно. Смешно, правда?

– Не смешно. Когда правильно, то бывает грустно или весело, но не смешно.

Рихард присел возле джейрана, погладил мягкий бок.

– Мы можем ему помочь?

– Зачем? Трава поможет, завтра или даже сегодня. А нам пора идти. Надо отыскать тебе полноценный заменитель мяса.

Полноценного заменителя мяса найти не удалось. Они долго бродили по мокрой пойме. Рики порой вытаскивала из раскисшей почвы какие-то коренья, перемалывала их клювом, производя громкий треск, точь-в-точь как аист, прилетевший по весне на старое гнездовье. Кое-что давала попробовать Рихарду. Вкус у корней был жгучий и не слишком съедобный.

– Не сезон… – вздохнул Рихард.

Видимо, Рики покуда плохо разбиралась в идиоматических выражениях, потому что спросила:

– Что значит «не сезон»?

– Значит, сейчас ничего подходящего нет, но потом, может быть, вырастет.

– Потом вырастет, – эхом откликнулась Рики.

К месту своих ночевок Рихард вернулся с пучком ворсистых черешков, вкусом напоминавших ревень. Да и все растение с лопушистыми листьями было на ревень похоже. Растение показала Рики, сам Рихард не решился бы попробовать его на вкус: вид волосатых черешков не вызывал аппетита. Набрать местного ревеня можно было целую охапку, но Рихард уже усвоил нехитрое правило: не брать ничего больше чем на один раз. Никакие запасы здесь не сохраняются, все будет изничтожено травой.

Рихард сидел на стократ надоевшем песочке, счищал со стеблей мохнатую кожицу и хрустел кислой сердцевиной. Нужно было думать, что делать дальше, но думалось плохо. Не получалось вспомнить даже, сколько дней он провел в костюме Адама на ладонях у травы. Может быть, он и сам потихоньку превращается в траву, чтобы в конце концов уйти к ней навсегда. Пока рядом Рики, еще можно жить, а когда она улетает по своим птичьим делам, существование становится вовсе негодячим.