Звездный волк. Истории о космосе

Рихард, полностью уверовавший, что птица механически повторяет последнее слово, едва не икнул от неожиданности.

– Я тебя не учил этим словам, – проговорил он, сам поражаясь нелепости сказанного.

– Пока ты был без памяти и едва не ушел к траве, – размеренно выговорила птица, – ты научил меня многим словам.

Это называлось контактом, встречей с иным разумом. Человечество изучило десятки тысяч планет, на сотнях из них была жизнь, в некоторых случаях ученые спорили, можно ли считать инопланетных обитателей хотя бы полуразумными, но еще ни разу людям не пришлось встретиться со столь несомненным доказательством разумности иной жизни.

Рихард хотел хотя бы встать, но жесткое крыло не пустило его.

– Лежи. Снаружи еще слишком холодно для тебя.

И Рихард, герой космопроходец, очутившийся голым и босым на этой курортной с виду планете, остался лежать в позе эмбриона. Но не это было самым невыносимым. Мучительно вспоминалось, как ходил он и мечтал найти гнездо с яйцами, устроить праздник живота, шикарное пиршество, зажарив огромную яичницу из найденных яиц. А птица, оказывается, все слышала и понимала, каждую его каннибальскую мыслишку. И все же прилетела его спасать – ни для чего, просто потому, что человеку холодно.

Так Рихард и лежал, не зная, что сказать, как благодарить и просить прощения. Ничего придумать не успел, птица резко поднялась на ноги, распахнула крылья, разогналась в три скользящих шага и улетела.

Рихард встал с песка, размял затекшие ноги.

Надо было что-то делать, но можно было только варить кашу. Никакое иное человеческое занятие было здесь невозможно. Нельзя выстроить никакого укрытия – оно будет развалено в тот же день; нельзя заготовить дров хотя бы на пару дней – их съест всеядная трава. Бессмысленно искать пропавший корабль: искал уже, а теперь ясно, что и корабль «ушел к траве». Остается ждать, когда прилетит птица и скажет нечто. Если, конечно, она захочет прилететь и говорить. А самому тем временем можно варить кашу себе и чтобы угостить птицу. Как сказано в старинной сказке: «Ты еще мал на войну идти, дома сиди, кашу вари».

Каши Рихард наварил на славу, а костер жег много дольше, чем нужно для готовки, стараясь как следует прогреть песок, чтобы он хотя бы часть ночи сохранял тепло.

Птица вечером не прилетела, а погода после дождя установилась теплая, так что кострище Рихард прожигал напрасно.

Хотя мерзнуть не пришлось, ночь выдалась не из лучших. Не оставляла не мысль даже, а зримое представление, как птица с омерзением вспоминает встречу с ним. А как еще она может реагировать? Спасти – да, спасла, у разумных это в крови, но когда услышала грязные мысли… любой нормальный человек на ее месте долбанул бы клювом.

За всеми моральными проблемами совершенно не думалось, как птица может быть разумной (не та у нее голова, чтобы вместить соответствующий мозг) и как вообще может существовать разум на планете, где напрочь отсутствуют следы его деятельности. Хотя здешняя экология настолько необычна, что на нее можно списать что угодно, кроме желания залетного хищника жрать.

Вторая ночь также выдалась теплой, а наутро птица прилетела.

Мощные крылья шумно шурхали по воздуху, а когда птица приземлилась, песок фонтаном брязнул из-под голенастых ног.

– Привет, Рики!

Казалось бы, после быстрого полета голос должен быть запыхавшимся, но он звучал с прежней механической невозмутимостью.

– Я Рихард, Рики – это ты, – фраза сорвалась с языка сама, прежде чем Рихард осознал всю ее неуместность. Рики – так звала его мать, и юный Рихард Матвеев со всей мальчишеской непримиримостью ненавидел это беличье прозвище. И когда кто-нибудь, подслушав или сам придумав, называл его так, Рихард немедленно парировал:

– Рики это ты!

– Рики это ты… – произнесла птица с некоторым сомнением. Видимо, ей трудно было разобраться с местоимениями. – Рики это мы!

– Рики это мы, – согласился Рихард.

Опять нахлынуло ощущение вины за свое непригожее хищничество.

– Тебе просто хочется есть, – сказала птица. – Каши тебе мало. Идем. Или летим… Как правильно?

– Сейчас, к сожалению, – «идем». Летать больше не могу.

– Прежде ты летал.

– Я не сам по себе летал. Для этого нужно специальное приспособление, особый предмет…

Клюв птицы звонко щелкнул по котелку.

– Это предмет?

– Да. Только, чтобы летать, нужен другой предмет, много сложней этого. Он у меня был, но ушел к траве.

– Смешно. У нас нет предметов. Но раз ты не можешь лететь, то пошли.

Птица вышагивала, высоко вздергивая ноги, словно шла по мелководью. Рихард с ножом в одной руке и бывшим шлемом в другой с трудом поспевал за ней. Нахлобучить котелок на голову он не мог: жаль было остатков каши.