Звездокровь

Она растаяла у него на пальце, втянулась в поры, разворачиваясь коротким кодом доступа к закрытому каналу и двумя словами.

«Спаси меня».

2

Жизнь научила Кира никому ничего не обещать, ни с кем ничем не делиться, никому не доверять и в любых просьбах о помощи подозревать подвох. Он видел хорошеньких девчонок, начинающих рыдать где-нибудь в темной арке, едва заслышав твои шаги. Казуала слышно издалека. Остановился, проникся слезами «сэнди», сделал шаг навстречу — пропал.

Напарник подгадывает момент, когда ты, преисполненный сострадания, нагибаешься к девчонке, и глушит тебя ультразвуковым отбойником, шокером или просто резиновой дубинкой.

И хорошо еще, если они не работают «в глухую».

Тогда ты остаешься жив, пусть и слегка попорчен. Деньги, идентификатор, всякие полезные мелочи вроде ридера или вживленного терминала, конечно, исчезают, где-то выдранные с корнем до биоконтакторов, но ты еще можешь по стеночке тихонько подняться на ноги, сплюнуть кровь и доковылять до дома.

В противном случае тебя ждет участь Карима Лемаля или другого неудачника, решившего, что город только и ждет, как шлюха, раскинув перед тобой улицы, чтобы отдаться.

Вернувшись в свою комнату в районе Павшей Королевы, Кир долго мерил шагами узкое пространство между дверью и матрасом на полу. За тонкой стенкой визжали гитары и стылый голос тупо повторял одну и ту же фразу на непонятном языке. Возможно, это был ритуал. В прошлом месяце какие-то отморозки устроили в соседней муниципальной высотке настоящую резню во славу Сатаны.

По «темноте» всегда тянет в ад.

Кир сел на матрас. Код доступа, казалось, обжигал кожу изнутри. Это было даже не желание, это была жажда. Закинь код в сеть, вылови «рыбку».

Спаси.

Кир подумал, что, возможно, он тот самый казуал, идущий навстречу злой судьбе. Но пальцы у него все равно сжимались в кулаки, а челюсти сводило, когда он представлял Элли и пластинку интактора у нее на затылке.

«Приве-е-ет!»

И жуткая улыбка. И глаза. И господин Булавка, мусолящий грудь Элли своими большими губами. Сука!

Кир стукнул кулаком по колену.

Ничего, он что-нибудь придумает. Если Элли по-настоящему в беде, если это не попытка Булавки привязать его к себе…

Пусть. Пусть, решил Кир. Может быть, он дурак. Значит, жизнь и соевые батончики его ничему не научили.

И то, и то — дерьмо.

За стенкой на мгновение затихли, словно удивившись самобытности мысли. Затем кто-то там завопил: «Крошка! Крошка, иди ко мне!», гитары взяли высоту ультразвука, и — тум-тум-тум — загрохотали барабаны.

Кир, подтянув ноги, сжался на матрасе.

Под мигающий плафон он набрал адрес приватного канала, но код не прошел, доступ был заблокирован владельцем. Видимо, Элли пока не могла с ним поговорить.

Бум тактильно воспринимаемых, проникающих через кожу в кровь, а затем в мозг информационных сообщений случился в год выпуска Кира из школы. Стандартный кодер и селфдаун-гель позволяли делать короткие текстовые цепочки и даже передавать картинки размером не больше мегабайта.

Выдави чуть-чуть геля, прижми крышкой, набери на крохотной клавиатуре «Давай встретимся!» и, выковыряв тонкую эластичную ленту, прилепи ее к локтю пробегающей мимо девчонки. Или сфотографируй свой пенис…

Элли часто приклеивала предназначенные Киру сообщения то на край стола, за которым он обычно сидел, то на экран ученического ноута. В столовой — на тарелку или стакан.

«Я люблю тебя, Кир», — было ее последним посланием.

Больше в школе Элли не появлялась, а бум с гелем сошел на нет — по сети обмениваться информацией было и проще, и удобней, и пенисы получались красочней.

Стенка содрогалась от барабанного грохота. Кир всхлипывал. Ему казалось, его колет кривая хирургическая игла. Игла протягивала оптоволоконную бионить через сердце от Элли прошлой к Элли нынешней.

Он решил убить господина Булавку, какое бы новое имя тот не взял.

3

Таркани считал, что мир давно сошел с ума. Но изумляло его не то, что мир не знал края в своем сумасшествии. Не то, что он гнил, но дышал. И не то, что он сидел на «темноте» и куче других синтетических наркотиков, но не спешил дохнуть, а, облизываясь, просил еще. Изумляло его то, что он превращал людей в безумцев, которые только и производили впечатление абсолютно нормальных.

Вот и сейчас Таркани смотрел на стоящего перед ним семнадцатилетнего парня и гадал, является ли его безумие безумием. Парень был невысокий, щуплый, черная челка, выбритая макушка, затылок в разъемах. Куртка и штаны, какие синтет-автоматы клепают по паре за ситкоин.

Разве убить чудовище — безумие?

И не так уж важно, что это чудовище — твой конкурент и держит кварталы к югу от Мескатон-хауза. Это, в конце концов, говорит лишь о том, что парень хорошо ориентируется в раскладе сил. У кого еще искать поддержки своему безумию, как не у врага твоего врага?

Пальцы на механической руке Таркани обхватили рукоятку ножа. Он хотел разрезать яблоко на две идеальные половинки, но не получилось — биоконтактор дал сбой.

Сорок семь процентов на пятьдесят три.

— Хочешь яблочка? — спросил он у парня.

— Синтетика?

Взгляд из-под челки хмурый, но не затравленный.