Звездолет с перебитым крылом

Лютер обиженно замолчал, спрятал варган и снова крецанул кремнем по пиле ножа. В этот раз у него получилось, неожиданно высек целый фейерверк жирных ярких искр, от которых немедленно загорелся сухой мох.

Несколько секунд Ярослав и Лютер смотрели на разгорающийся пожар, потом принялись его затаптывать.

— С другой стороны, холод тоже полезен, — сказал я и полез на дерево. — Холод бодрит.

С ночлегом нам повезло, часа за два до темноты мы наткнулись на дерево, попавшее под удар молнии. Это была старая сосна в два обхвата, ветвистая, тяжелая, молния разрубила ее пополам, завалив на соседние сосны под углом. Случилось это недавно, хвоя не успела пожелтеть, а древесина на сломе осталась белая и свежая. Отличное место для ночевки.

Я без особого труда взошел по упавшей сосне до первых толстых высоких веток, достал веревку и устроил между ними колыбель. Через несколько минут с земли подтянулись молчаливые Ярс и Лютый.

Первый день войны дался нелегко. То ли из-за месяца на «Улиссе», то ли из-за того, что неправильно подобрали экипировку, то ли от голода — мы отвыкли голодать, не знаю, но устали. Поэтому, едва забравшись в веревочные сетки, сразу уснули, без варгана, я тоже уснул. Проспал до темноты, проснулся…

Кажется, свесилась нога. Мозг определил пустоту, я вздрогнул и открыл глаза.

Сухая гроза.

Прогнозы обещали две недели солнечной и безоблачной погоды. Я ожидал увидеть звезды, но звезд не было. Туч тоже. Мне показалось, что небо исчезло — точно его закрыли от меня огромной тарелкой из черного стекла или, вернее, из обсидиана. Неожиданно в глубине этой темноты полыхнула молния, от которой в стороны растеклись тысячи тонких серебристых жилок, словно черная обсидиановая тарелка лопнула и мгновенно покрылась паутиной трещин. Молния погасла, но еще секунду я видел электрический бег по этим трещинам.

Молния вспыхнула еще и еще, и над моей головой поплыло серебристое зарево, чем-то напоминавшее схему работы оптической вариационной машины. Это было ярко, и у меня заболели глаза. Но красиво. Очень.

Прежде с подобными атмосферными явлениями я не сталкивался и подумал, что это, скорее всего, сухая гроза. Или полярное сияние. Конечно, летом полярные сияния случаются нечасто, и они все-таки разноцветные, но чего не бывает?

Миграция электрических угрей. Стадо сбилось с курса и натолкалось в Балтийское море, и теперь там сияющий угриный остров, он сияет, и небо сияет вместе с ним.

Или испытывают что. Центробежный мерцатор. Стратосферный адсорбатор. Туннельный рефрижератор, мало ли у нас каждый день что-то да испытывают, то земля трясется, то небо светится.

Или Служба Орбитальной Рекреации чистит ближний космос от древнего мусора, выжигая его рассеянными излучателями.

Или на Рюгене опять откопали Гиперборею, и теперь вовсю грохочет себе Рагнарек, оперативные крылья венерианских терраформеров стирают в мелкодисперсную пыль проснувшегося Фенрира, и… дальше.

И все без звука, в молчании, точно действительно на лес опустилась тарелка из вулканического стекла. Сухая гроза.

— Я такое на Меркурии видел, — сказал вдруг Лютер. — Электричество в атмосфере скапливается, потом качественный переход, и с неба начинает капать кипящая ртуть…

Лютер зевнул.

— Еле ноги унесли тогда. Чердынцев ослеп на один глаз, но продолжил командовать эвакуацией…

Глухая гроза. Если с неба начнет капать кипящая ртуть… Придется вызывать спасателей. Службу Экстренного Спасения.

— Говорят, тут только поверху все почистили, — сказал Ярослав, оказывается, он тоже проснулся. — А внизу, в земле, еще много чего осталось. Тут перед войной подземный город был…

Ярослав дотянулся до шишки, сорвал, бросил вниз. Шишка промолчала. Ну, то есть никакого звука не издала совершенно, исчезла, и все.

— Да, самый настоящий город. — Ярослав смотрел вниз, вслед испарившейся шишке. — Тут все пронизано тоннелями и шахтами, все их не смогли засыпать…

— На Меркурии тоже тоннели были, — вмешался Лютер. — Некоторые к центру планеты вели…

— Сказки, — возразил Ярослав. — Все это сказки. Спите лучше.

Гроза стихла, и проступили звезды. Отсюда как-то звезды особо видны, как с горы. Недаром тут заповедник.

Я уснул, а с утра снова шагали на север. Часов с четырех, едва появилось солнце. Спустились на землю и двинулись.

Я шагал первым, внимательно всматриваясь в лес. Ярослав прокладывал путь по азимутам, сверяясь с солнцем. Лютер ободрал со встречной березы кору, свернул ее в трубу и пытался извлечь звук, звук получался кислым, с голода, видимо. Второй день дикой дуэли, ни капли росы, ни куска короеда.

— В Тибете охотники изготавливали из местного дерева такие трубки, — пояснил Лютер. — Чтобы снежных барсов подманивать. Называлось «рычало»…

Лютер набрал воздуху, дунул посильнее. Трубку заклинило, но Лютер дул.

— Предлагаю «молчало», — сказал я.

— Хорошее название, — согласился Ярослав. — Подходит.

Лютер напряг легкие, дунул сильнее. Трубку разорвало с протяжным ревом, Лютера забросало обрывками бересты. Некоторое время шли молча, вглядываясь в лес.

— У нас неправильная тактика, — произнес Ярослав. — Абсолютно неадекватная ситуации.