«Звезды русской провинции»

У этого лета какой-то в мозгу перекос —
как бритвы, отточены крылья июльских стрекоз.

Запомнил твое, обращенное к небу, лицо —

стрекозы мелькнули у горла —
и дело с концом.

Разумнее в книги уткнуться, полоть огород

и, под ноги глядя, в эпохе нащупывать брод.

Но линии левой ладони замкнулись в кольцо.

Запомни меня —
я к тебе запрокинул лицо.

Степные элегии (фрагменты)

*

Очная ставка с Вечностью. Взаимное опознанье.
Что осталось к утру от праздника — то и ем.
И не верю, что помутившееся сознанье
определимо сполна помутившимся бытием.
Если не помнишь имени — вспомни хоть признак рода:
то, что горько — полынь, остальное — бурьян.
Все равно ничего не увидишь, видя степь в первый полдень года.
потому что — снег, и к тому же ты в стельку пьян.
Только в ночь на четырнадцатое оклемаешься,
отвечая на телефонные звонки,
что ты с этой степью уже две недели маешься
и никак не поймешь, в чем же вы с ней близки.
Вспомни: классные комнаты школы с панелями масляной краски.
На уроке ботаники: то, что пыльно и горько, — полынь.
Обо всем остальном знают скучные русские классики,
которым на головы гадят голуби, вездесущие, как латынь.
Свет какой-то не тот. Наверное — этот.
Здесь любят вспоминать, а жить — не любят.
Февраль в ночной электричке настроен поэтом
на два глагола: дует и плю́ет.
Станции одинаковы. А может — одна и та же
станция, глядя в окно, напоминает о времени,
когда все человечество было одноэтажным
и Мария еще не была беременна.
Во время оно в камышовых кошарах
вместе жарко дышали овцы, собаки и люди.
Согреваясь дыханьем, думали: Что же будет
с детьми в такую непогодь? Выросли, а все же жаль их.
А дети в ночных электричках вздрагивают, уснув,
вспоминая, не могут вспомнить, не любят жить.
То ли станции эти слишком похожи одна на одну.
То ли слишком ничтожно все то, что вчера показалось большим.

*

Теперь к вопросу «Есть ли смерть в марте»:
руку мелко покалывает — затекла,
ГАЗик на первой скорости буксует в грачином гвалте,
брызгая липкой грязью на все зеркала
в округе. И не разглядеть ни черта:
есть ли мы в марте или нас нет.
Дыхание, вырвавшись изо рта,
собирается в тучи — и падает снег
самой последней свежести, чуть перекошен
(ибо Земля есть шар, который вращается),
с получки надравшись, какой-то поздний прохожий
ловит снежинки ртом и заметно качается,
будто Россия машет рукой Господу Богу:
До сновидения, Боже, едва ли
встретимся наяву. Мало проку
в молитвах — все больше и больше воды в подвале.

*